Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Путевые очерки

Знаю, человек не сотворен для тьмы и подземелья; но сильнее ужаса, сильнее любого здорового инстинкта великая радость открытия. Влезть в пекло только для того, чтобы его открыть! Бог вам в помощь, землепроходцы, открыватели сокровенных недр; в Деменове еще много черных дыр, которые манят ужасом неизвестности.

[1927]

Как только человек, даже самый рассудительный и ленивый, натянет брюки-гольф и обует башмаки с шипами, в него сразу вселяется невероятная смелость и сила, и зашагают эти самые гольфы и ботинки вверх, скажем, на Солиско или на Буячий, полезут по глыбам, продерутся через стланики, буреломы и только наверху, отдуваясь, сядут, поедят шпику и шоколада и ощутят этакое особое, приятное чувство, составленное из усталости, гордости, головокружения и изумления перед удивительной, превеликой красотой мира. Чтобы выразить эту красоту словами, я должен вспомнить хотя бы цветущую Dianthus glacialis [483], вид на бесконечные синие дали, пасущееся стадо серн, всевозможные камнеломни, облака, зеленые озера, горечавку, сурков, ручейки и водопады, подушки смолевок, страшный аппетит, дикие утесы, Salix retusa [484], дымящиеся тучами долины, дождь в горах, черно-синий борец и массу других восхитительных вещей; что же касается серн, то их было семь, и они мирно, как коровы, паслись возле Гинзовых озер; черное брюхо, светящееся зеркальце под хвостиком и пружинистые ноги, будто вместо костей у них каучуковые палочки. Если вы немножко разбираетесь в цветах, вас ожидает не меньшая радость, когда вы ступите на плотный ковер из цветов Silena acaulis [485], Minuartia sedoides [486], Saxifraga Baumgarteni [487], и все это еще расцвечено звездочками Primula minima [488]и ползучей ясколкой; ступив на этот ковер, вы упадете на колени и возблагодарите небо за то, что вы удостоились ходить по земле. А ведь я еще не назвал золотого куклика, горькуши, крестовника, свертии, колокольчиков, подбела, куропаточьей травки, дороникума и даже гордых сосен и так далее; советую вам увидеть это своими глазами.

А уж когда ты очутился более или менее наверху, откуда равнина видится разверстой пропастью, то даже если ты скромный, набожный, гуманный человек или безропотное созданье — все равно тебе не уберечься от невольного презрения к людям, ползающим в долине; ты сидишь на камне, как полководец, завоеватель, орел, пренебрежительно взирающий со своих высот на людишек в длинных брюках, которые там, внизу, сидят в креслах. Впрочем, это не помешает тебе смотреть с неудовольствием и неприязнью на туристов, которые заберутся на твою вершину. Естественно, тебе будет не по душе, если и другой поднимется так высоко.

Возле самой польской границы есть один тихий уголок. Именуется он Пенины; там течет зеленая река Дунаец, на левом берегу — Польша, на правом — мы. На нашем берегу одинокий и полупустой Красный монастырь да корчма, где подают крепкое и сладкое местное вино; по Дунайцу плавают особые плоскодонки из выдолбленных бревен, они повезут вас по зеленым стремнинам между двумя государствами и между красивыми известковыми скалами. Такое плаванье — местная достопримечательность; когда вы оттолкнетесь от чехословацкого берега, с польского кидается в воду толпа мальчишек держать над вашим суденышком триумфальную арку из прутьев и вербы, за это им полагается по кроне. Так с обеих соседних сторон проявляются дружеские чувства и добрая воля. На нашей и на польской стороне растет розовая ромашка, которая именуется хризантемой Завадского; это европейская редкость, хотя она, как уже было сказано, растет и на нашей стороне, это сберегло меня от злонамеренного вторжения на польскую территорию. Местный язык на правом берегу называется словацким, а на левом — польским, сплавщики из обеих стран, плывущие вниз по порогам и тянущие свои выдолбленные суденышки вверх но течению, добродушно приветствуют друг друга. Здесь граница двух стран, двух языков, двух культур; поскольку река между ними нейтральна, мы переживаем мгновенья неограниченной межгосударственной свободы, но давайте отнесемся к этому спокойно, потому что течение — быстрое, а лодка неустойчива.

Так что на берег вступаешь с чувством облегчения, потому что ты снова на родине.

[1927]

Это довольно далеко — там, где кончаются словацкие холмы и начинается великая дунайская равнина; на одной из приятных округлых горок раскинулся Млынянский ботанический заповедник, достояние республики, место, куда человек пришел и сказал: отныне здесь — от этой террасы, до того леса — не будет расти ни одного дерева, или куста, или поросли, или прутика, кроме тех, которые не сбрасывают листьев и стоят круглый год зелеными, за что они и прозваны вечнозелеными. Особый божьей милостью, особым искусством человека это осуществилось наяву, и здесь, как бы назло нашим небесам, растет круглый год зеленеющий парк с вечнозелеными дубами, и кедрами, и всякими видами ели, и всякими японскими и гималайскими деревьями, с эуфорбиями и араукариями с другого полушария, с деревьями оттуда, с юга, от теплых морей, с высокогорными карликовыми деревьями, и все это растет и процветает бок о бок, вечнозеленое, в доказательство, что человек превозмог климат, и двадцатипятиградусные морозы не смогли воспрепятствовать ему устроить в наших условиях вечнозеленый рай.