Бенедикт Спиноза - Этика

Итак, мы видим, каким образом получается, что мы созерцаем как присутствующее то, чего нет, как это часто бывает. Может быть, это происходит и по другим причинам. Но мне достаточно было показать хотя бы одну из них, которой я мог бы объяснить все так, как если бы я объяснил это посредством истинной причины. Однако я думаю, что я недалек от истинной причины, так как все те постулаты, которые я принял, едва ли содержит в себе что-нибудь такое, что не подтверждалось бы опытом, в котором нельзя сомневаться после того, как мы показали, что человеческое тело существует так, как мы его чувствуем (см. коралл, после пал. 13 этой части). Кроме того (из коралл, пред, и карал. 2 пал. 16 этой части), мы ясно понимаем, какое существует различие между идеей, например Петра, которая составляет сущность души самого Петра, и между идеей того же Петра, которая находится в другом человеке, например в Павле. Ибо первая прямо выражает сущность тела самого Петра и заключает в себе существование только до тех пор, пока существует Петр; вторая же идея показывает скорее устройство тела Павла, чем природу Петра, и потому, пока продолжается это устройство тела Павла, душа Павла, даже если бы Петр и не существовал, созерцает его все-таки как присутствующего при нем. Далее, употребляя общепринятые выражения, мы будем называть те действия на человеческое тело, идеи которых представляют внешние тела как бы присутствующими при нас образами вещей, хотя они и не воспроизводят формы вещей; и когда душа этим способом созерцает тела, то мы будем говорить, что она воображает. И здесь, чтобы начать объяснение того, что такое заблуждение, я хотел бы, чтобы вы заметили, что воображения души, рассматриваемые сами в себе, не содержат в себе ничего ошибочного; другими словами, душа в том, что она воображает, не заблуждается, а заблуждается лишь поскольку она рассматривается как не имеющая идеи, которая исключала бы существование тех вещей, какие она воображает ей присущими. Ибо если бы душа, воображая несуществующие вещи присущими себе, в то же время знала, что этих вещей на самом деле нет, то эту способность воображения она, конечно, приписала бы преимуществу своей природы, а не недостатку; особенно если бы эта способность зависела только от ее природы, т. е. (по опр. 7 ч. 1) если бы эта способность души воображать была свободна.

Если человеческое тело однажды испытало на себе действие двух или нескольких тел одновременно, то, когда впоследствии душа вообразит какое-нибудь из них, сразу же вспоминаются и другие.

Душа (по пред. кор.) воображает какое-нибудь тело потому, что человеческое тело от следов, оставшихся от впечатлений внешнего тела, испытывает такое же действие и располагается ими таким же образом, как с ними было, когда некоторые его части получили толчок от самого внешнего тела. Но (по предположению) тело было тогда приведено в такое расположение, что душа воображала одновременно два тела. Таким образом, она будет и теперь воображать два вместе, и как только душа вообразит одно из них, сразу же вспомнит и о другом.

Отсюда мы ясно понимаем, что такое память. Она есть не что иное как некоторое сцепление идей, содержащих в себе природу вещей, находящихся вне человеческого тела, сцепление, которое совершается в душе по порядку и сцеплению действий на человеческое тело. Я говорю, во-первых , что это есть сцепление только тех идей, которые содержат в себе природу вещей, находящихся вне человеческого тела, но не тех идей, которые объясняют природу этих самых вещей. Ибо в действительности (по пол. 16 этой части) есть идеи действий на человеческое тело, которые заключают в себе как природу его, так и внешних тел. Я говорю, во-вторых , что это сцепление совершается по порядку и сцеплению действий на человеческое тело, чтобы отличить его от той связи идей, которая образуется по порядку разума, по которому душа воспринимает вещи по их первым причинам и который у всех людей одинаков. И далее из этого мы ясно понимаем, почему душа от мышления об одной вещи тотчас же переходит к мышлению о другой, которая не имеет никакого сходства с первой; например, от мышления о слове ротит (яблоко) римлянин тотчас же переходит к мышлению о самом плоде, который с тем членораздельным звуком не имеет никакого сходства и ничего общего, кроме того только, что тело одного и того же человека часто получало впечатления от этих двух предметов, т. е. что человек часто слышал слово ротит (яблоко), когда видел сам плод.