Владислав Ванчура: Причуды лета

Но не будем вспоминать дурное. Правда, аббату не следовало есть окуня; однако простим ему это.

С этими словами Антонин встал и обнял майора, похлопав его по спине.

Потом, беседуя как бывало, они отправились на площадь и пришли туда как раз в тот момент, когда дождь прошел.

В воротах и вдоль домов на северной стороне площади стояло несколько человек, с платанов капала капля за каплей, и сумрак вздувался, как траурное знамя. Фокусник сидел без дела, и девушка его была утомлена.

— Я утверждаю,— сказал маэстро,— и готов повторять это тысячу раз, что Анна не рождена для такой обстановки. Посмотрите, как она рассеянна, как перебирает чашки, в которых пусто.

По-моему, вам следовало бы жениться на ней, майор, потому что пани Дурова, наверно, ее тиранит.

— Мадемуазель,— сказал он, когда Анна подошла к ним,— свяжите свой узел и бросьте фургон. Идемте к нам! Возьмите себе мою купальню и канониковы книги.

— А как же быть с майором? — спросила девушка.

— Я убью фокусника и сяду в тюрьму,— сказал Гуго.

Тут, как раз вовремя, Арноштек взял трубу и принялся дуть в нее изо всех сил. Но звуки падали, как зерна из мешка.

Когда люди выпьют после работы, некоторым приходит иной раз в голову, расковыряв мостовую, садить брусок за бруском по фонарям.

Иногда наступает пора безумств. Иногда выходит так, что почтенное духовное лицо, схватившись за животики, покатывается со смеху, без конца повторяя какую-нибудь остроту или родившуюся в предместье прибаутку.

Не беда. Смех не убавит солидности (не надо только смеяться слишком долго); но горе тем шутам-самоучкам, которые тратят по три дня на придумывание своих пахнущих потом шуток, чтобы пойти потом в обход с шапкой, нотами или блюдечком.

Горе Арноштеку, слишком долго остававшемуся в Кроковых Варах!

Площадь была почти пуста, но бедный фокусник ходил по канату взад и вперед, кувыркался, возил тачку, прогибался, подымал ноги.

— Ишь,— промолвил Антонин,— никто не аплодирует, никто не кричит, и я боюсь, что нас не развеселит ни «стакан дождей», ни выстрел, или, верней, пуканье, раздавшееся из Арноштековой шляпы.

В это время фокусник встал на большой палец правой ноги и со страшной быстротой завертелся вокруг своей оси. В самый разгар этого верчения из трактира «У зеленой девы» вышел серьезного вида старичок. Он остановился под высоким канатом фокусника и, опершись обеими руками на палку и кивая головой, закричал:

— Слезьте, пан Криштофек! Слезьте и перестаньте искушать провидение! Вы разобьетесь, и никто из этих кровожадных зевак, которые ходят любоваться казнями на судном дворе, ничего вам не даст. Слезьте, Иисус, матерь божия, слезьте сейчас же!

Арноштек отдал старичку честь по-военному, потом, переменив ногу, продолжал свое занятие.

Старый господин медленно подошел к концу каната, свешивавшемуся с вил, и без всякого гнева принялся дергать и трясти его, требуя, чтобы фокусник перестал глупить и слез.

Кое-кто из стоявших рядом попробовал остановить буяна. Антонин с майором кинулись к нему, чтоб помешать несчастью, но, прежде чем они успели схватить юродивого или шутника за руку, упал большой фокусников шест, а за ним, испуганно вскрикнув, стремглав полетел вниз и сам бедный фокусник.

Святые угодники! Тут некоторые, считавшие Арноштека более сумасшедшим, чем он был на самом деле, подумали, что это ужасное падение входит в программу, и принялись, словно на смех, аплодировать.

Антонин был вынужден дать нескольким подросткам подзатыльник, чтобы внушить весельчакам правильный взгляд на предмет. Майору пришлось пустить в ход свою палку, которая одна была способна держать дураков в узде.

Узнав истину и побуждаемые этим примером, городские обыватели накинулись на старичка, называя его бессовестным негодяем, и стали колотить его по заду и по спине.

Так что ему ничего другого не оставалось, как улепетывать со всех ног!

Улучив минуту, старый господин вырвался, бросился бежать и несся до верхних Котларжских ворот, где была станция дилижансов. Люди, горячо обсуждая его поступок, бежали за ним до этого места. Но отнюдь не дальше! Отнюдь не дальше, так как поворачивать у этих ворот назад — старый городской обычай, соблюдаемый даже во время христианских похорон.