Изборник

Отрывки из двух первых частей «Урядника» публикуются по рукописи: ЦГАДА, разряд 27, № 52/1, лл. 1-62, XVII в.

Письмо написано в 1660 г., когда А. Л. Ордин-Нащокин, видный государственный деятель XVII в., сидел на воеводстве в Ливонии, в недавно отвоеванном у шведов Кокенгаузене, который был тотчас переименован в Царевичев-Дмитриев. Своего сына Воина А. Л. Ордин-Нащокин воспитал в западном духе. По свидетельству современников, Воин свободно объяснялся по-латыни, на польском, немецком и французском языках. В Кокенгаузене он ведал секретной и иностранной корреспонденцией отца, состоял в переписке с самим царем. Будучи послан в Москву, он на обратном пути бежал в Польшу, к королю Яну Казимиру, бывшему тогда в Гданьске. А. Л. Ордин-Нащокин опасался, что его обвинят в пособничестве, просил царя об отставке, в результате чего и появилось это «утешительное» письмо.

Ян Казимир поначалу возлагал на Воина большие надежды. Но тот вскоре затосковал по родине. Побывав в Вене, Франции, Голландии, он в 1663 г. явился к русскому посланнику в Копенгагене Богдану Нащокину и испросил государева позволения воротиться. Разрешение было дано, и в 1665 г. Воин Ордин-Нащокин вернулся в Россию и поселился в одной из отцовских деревень. Однако очень скоро царь указал посадить его «под начал» в Кирилло-Белозерский монастырь, откуда Воин был выпущен в 1667 г. в виде особой милости к отцу.

Письмо царя Алексея Михайловича А. Л. Ордину-Нащокину печатается по изданию: С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, кн. VI, М. 1961, стр. 71-73. Местонахождение подлинника — неизвестно.

«Сказание» принадлежит к циклу русских литературных памятников XVII в., посвященных основанию Москвы. Сложившееся между 1652 и 1681 гг. в составе летописца, оно впоследствии распространяется в отдельных списках. В «Сказании» излагается легендарная история основания столицы, расцвеченная рядом вымышленных подробностей. Засвидетельствованные летописными источниками события, имевшие место в XII в. (основание Москвы князем Юрием Долгоруким, убийство Андрея Боголюбского Кучковичами), автор «Сказания» переносит в XIII в. и включает в вымышленные биографии сыновей Александра Невского — Даниила и Андрея Александровичей (умерших в начале XIV в.). Автор «Сказания» превращает свой рассказ в занимательное повествование о трагических событиях, будто бы предшествовавших основанию Москвы, и прежде всего о семейной драме, разыгравшейся при дворе князя Даниила. Наличие любовной интриги, насыщенных драматизмом подробностей, связанных с убийством Даниила, сделали «Сказание» излюбленным чтением на протяжении XVII — XVIII вв.

Текст печатается по списку — ГИМ, собрание Музейное, № 3996, середины XVII в., являющемуся старейшим списком «Сказания»; с исправлениями по списку — ГПБ, собрание Титова, № 3997, первой половины XIX в.

В результате великой «смуты» начала XVII в. земельные отношения оказались чрезвычайно запутанными. Земельные тяжбы — наиболее частые судебные дела при первых Романовых. В этой обстановке и появилась «Повесть о Ерше Ершовиче», использовавшая форму судного дела. Несмотря на явную неправоту Ерша, повесть отнюдь не осуждает его. Более того, в поздних редакциях это сочувственное отношение усиливается. Ерш привлекает своей смелостью и предприимчивостью, выгодно отличающей его от туповатых, неповоротливых истцов, судей и свидетелей. «Повесть о Ерше Ершовиче» — один из самых популярных сатирических памятников XVII в. Известно более 30 списков повести; к ней примыкает также рифмованная скоморошина-прибаутка о Ерше. В XVIII в. Ерш стал героем лубочпых изданий, откуда повесть перешла в сказку.

Текст печатается по изд.: «Русская демократическая сатира XVII века», М. — Л. 1954, стр. 7-13.

В заглавиях некоторых списков «Шемякина суда» указано, что повесть «выписана из польских книг». Известна польская версия, принадлежащая писателю XVI в. Николаю Рею из Нагловиц. Кроме того, сходные сюжеты встречаются в ряде других литератур. Даже если в основе «Шемякина суда» лежал иноязычный оригинал, то переводной текст быстро акклиматизировался в русской среде. Бытовые коллизии, лежащие в его основе: насмешка над незадачливыми истцами, над судебной процедурой вообще, восхищение казуистической ловкостью Шемяки — все это было близко русской жизни тех лет.