Заходящее солнце превратило широкую реку в государственный флаг, украшенный яркими полосами золотого, пурпурного и алого цвета; потом наступили сумерки, великолепные краски поблекли, и только сказочные острова отражались причудливой бахромой листвы в серо-стальном зеркале реки.
Ночью пароход продолжал двигаться по безмолвным просторам Миссисипи; ни один огонек на берегу не выдавал присутствия человека, стена леса тянулась миля за милей и лига за лигой, охраняя широкие изгибы реки; тишину этих лесов еще не нарушал ни голос человека, ни его шаги, и кощунственный топор еще не касался их.
Спустя час после ужина взошла луна, и Клай с Вашингтоном поднялись на верхнюю палубу, чтобы еще раз полюбоваться этим царством чудес. Они бегали наперегонки по палубе, лазали наверх к судовому колоколу, подружились с собаками, привязанными под спасательной шлюпкой, пытались подружиться с другим четвероногим пассажиром — медведем, сидевшим на цепи у переднего края палубы, но не встретили поощрения с его стороны; потом они раскачивались на леерах, — одним словом, перепробовали все доступные развлечения на палубе. И вот они начали завистливо поглядывать на рулевую рубку, и наконец Клай первый осмелился забраться на ведущую к ней лесенку; Вашингтон скромно последовал за ним. Вскоре лоцман оглянулся, чтобы проверить курс по створному знаку, увидел мальчиков и позвал их в рубку. Теперь их счастье было полным. Этот уютный стеклянный домик, из которого открывался чудесный вид на все стороны, казался им троном волшебника; их восторгу не было границ.
Они уселись на высокой скамье; впереди на много миль, за лесистыми мысами, открывались все новые и новые повороты реки; а позади серебристый водный путь миля за милей постепенно сужался и наконец где-то далеко, казалось, сходил на нет.
Вдруг лоцман воскликнул:
— Убей меня бог, если это не «Амаранта»!
В нескольких милях за ними над самой водой вспыхнула искорка. Лоцман внимательно поглядел в подзорную трубу и сказал, обращаясь главным образом к самому себе:
— Это уж никак не «Голубое Крыло»: ему бы ни за что нас не догнать. Это наверняка «Амаранта».
Он нагнулся над переговорной трубкой:
— Кто у вас там на вахте?
В трубке зарокотал чей-то глухой голос, не похожий на человеческий.
— Я, второй механик.
— Прекрасно. Так вот что, Гарри, придется малость подналечь: «Амаранта» только что показалась из-за косы и прет на всех парах!
Лоцман взялся за конец веревки, протянутой к носу, и дернул два раза; в ответ дважды мягко ударил главный судовой колокол. Голос на палубе крикнул:
— Эй, внизу, приготовься к промеру с левого борта!
— Мне нужен не промер, — сказал лоцман. — Мне нужен ты. Разбуди старика, скажи ему, что «Амаранта» догоняет. И позови Джима, скажи и ему.
— Есть, сэр!
Под «стариком» имелся в виду капитан: на всех парусных кораблях и пароходах капитана всегда так называют; что касается Джима, то это был подвахтенный лоцман. Через две минуты оба они уже летели по трапу, перепрыгивая через три ступеньки. Джим бежал в одной рубашке; сюртук и жилет были перекинуты через руку.
— Я только собрался лечь, — сказал он. — Где труба?
Он взял подзорную трубу и посмотрел в нее.
— На гюйсштоке, кажется, не видать никакого вымпела? Бьюсь об заклад, это «Амаранта»!
Капитан долго смотрел в трубу и выговорил только одно слово:
— Проклятье!
Вахтенный лоцман Джордж Дэвис крикнул ночному дозорному:
— Как там осадка?
— Два дюйма ниже ватерлинии по носу, сэр!
— Маловато!
Тогда раздался голос капитана:
— Вызови старшего помощника! Пусть свистит всех наверх! Надо перегрузить мешки с сахаром поближе к носу, чтоб осадка по носу была не меньше десяти дюймов. Живо!
— Есть, сэр!
Вскоре с нижней палубы донеслись крики и топот ног; корабль все хуже слушался руля, — ясно было, что «осадка по носу» становится больше.
Трое в лоцманской рубке начали переговариваться короткими, отрывистыми фразами, негромко и озабоченно. Чем больше нарастало возбуждение, тем глуше звучали голоса. Как только один опускал подзорную трубу, другой с нарочито спокойным видом подхватывал ее. И каждый раз следовало одно и то же заключение:
— Догоняет!
Капитан проговорил в трубку:
— Как давление пара?
— Сто сорок два, сэр! Но жару все прибывает.
Пароход содрогался всем корпусом, трепетал и стонал, как раненое чудовище. Теперь у рулевого колеса стояли оба лоцмана; сюртуки и жилеты они сбросили, распахнув рубашки на груди; по лицам обоих струился пот. Они вели судно так близко к берегу, что ветви деревьев задевали леера верхней палубы от носа до кормы.
Читать дальше