Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3

— Вот этого-то я и боялся, сынок. А как насчет куриного корма? Ты ведь, кажется, собирался придумать такой корм, от которого менялся бы цвет яичной скорлупы?

— Да, сэр. И мне почти удалось найти нужный состав, но куры от него почему-то дохнут; так что пока я отложил это дело, хотя, возможно, еще вернусь к нему, когда разузнаю, как лучше изготовлять нужную смесь.

— И какие же у тебя теперь планы? Или никаких?

— Есть, даже целых три или четыре. Все они неплохие и вполне осуществимы, но требуют ужасно много возни и, кроме того, денег. Зато, конечно, как только земля будет продана…

— Эмилия, ты как будто хотела что-то сказать?

— Да, сэр. Если вы не против, я могу поехать в Сент-Луис. Все-таки еще одним ртом меньше. Миссис Бакнер давно зовет меня.

— А на какие деньги, дитя мое?

— Она, наверное, вышлет, если вы ей напишете. А возврата долга она бы подождала до…

— Ну, послушаем, что скажет Лора.

Эмилия и Лора были примерно одного возраста — обеим еще не исполнилось восемнадцати лет. Эмилия, хорошенькая голубоглазая блондинка, была по-детски застенчива. Лора, напротив, казалась более зрелой и горделивой, черты ее лица были удивительно правильными и изящными, а белизна кожи оттенялась темными глазами и волосами; назвать ее хорошенькой было бы неверно — она была по-настоящему красива.

— Я тоже поеду в Сент-Луис, сэр, — сказала Лора. — Я найду способ добраться туда. Я пробью себе дорогу. И я найду способ позаботиться не только о себе, но и сделать что смогу для остальных.

Она проговорила эти слова величественно, как принцесса. Миссис Хокинс любовно посмотрела на нее и улыбнулась, но в ее ответе слышался ласковый упрек:

— Значит, одна из моих девочек хочет оставить нас и зарабатывать себе на жизнь? Тебе нельзя отказать в мужестве, доченька, но будем надеяться, что до этого дело не дойдет.

Глаза девушки засияли любовью. Она выпрямилась, сложила белые руки на коленях и застыла, подобно великолепному айсбергу. Собака Клая высунула из-под стола коричневый нос, желая обратить на себя внимание, и получила его. Виновато тявкнув, она снова укрылась под столом; айсберг остался холоден и равнодушен…

Незадолго перед тем судья Хокинс написал Клаю, прося его приехать и принять участие в домашнем совете. Клай приехал на следующий вечер после только что описанной сцены, и вся семья восторженно встретила его. Он привез столь необходимую помощь, около двухсот долларов, отложенных им за полтора года труда.

Словно луч солнца прорвался сквозь тучи, и всей семье, не привыкшей унывать, показалось, что этот луч сулит им ясные небеса.

На другое утро все весело хлопотали, собирая Вашингтона в дорогу, все, кроме самого Вашингтона, который сидел в стороне погруженный в мечты. Когда наступила минута прощанья, стало особенно ясно, как все любят его и как неохотно расстаются с ним, хотя в прежние, школьные годы его уже не раз провожали в Сент-Луис. Они привычно, как нечто само собой разумеющееся, взяли на себя всю тяжесть сборов; им даже в голову не приходило, что и он мог бы принять в них участие. И, тоже как нечто само собой разумеющееся, Клай пошел и нанял лошадь с телегой, а когда все прощальные слова были сказаны, взвалил на телегу пожитки Вашингтона и повез изгнанника в Суонси.

Там он оплатил его проезд в дилижансе, усадил и помахал ему вслед рукою. Затем вернулся домой и отчитался перед семьей, как исполнительный комитет перед законодательным собранием.

Несколько дней Клай оставался дома. Он много раз обсуждал с матерью денежные дела семьи и беседовал с отцом на ту же тему, правда, только один раз. Клай обнаружил в нем большие и горестные перемены: постоянные превратности судьбы сделали свое дело, каждая новая неудача подрывала силы и угнетала дух его отца, а последнее бедствие, казалось, окончательно убило в нем все чаяния и надежды; он уже не вынашивал никаких проектов, не строил никаких планов — жизнь доконала его. Выглядел он усталым и измученным. Он поинтересовался успехами Клая и его видами на будущее и, убедившись, что дела у сына идут неплохо, а в будущем, надо полагать, пойдут и того лучше, легко примирился с мыслью, что отныне Клай будет опорой ему и семье.

— Не забывай справляться, как там наш бедный Вашингтон, — сказал он, присматривай за ним, Клай, и помогай ему чем можешь.

Все младшие члены семьи тоже, по-видимому, сразу забыли свои горести и готовы были признать Клая своим новым кормильцем. Не прошло и трех дней, как в доме воцарились мир и покой. Деньги Клая — те сто восемьдесят — сто девяносто долларов, которые он привез с собой, — сотворили чудо. Все были веселы и беззаботны, как будто получили целое состояние. Хорошо еще, что деньгами распоряжалась миссис Хокинс, а то они очень быстро пришли бы к концу.