Лао Шэ - Сказители

Но кому ехать, а кому идти пешком? Один паланкин не мог унести всех троих. Сяо Лю вдруг стало неудобно. Ему показалось, что он уж больно часто жалуется на недомогание.

– Пусть Сюлянь садится, – сказал он. – Я могу идти пешком.

– Садись ты, – приказал Баоцин. – Мы любим пройтись. Твое здоровье сейчас важнее. Садись же, я прошу тебя!

Сяо Лю влез на открытый паланкин. Он был очень рад тому, что добрый старший брат так уважает его. Улыбаясь, помахал рукой.

– Добрый брат, – сказал он, – завтра я приду вас поздравить с Новым годом, обязательно приду.

Баоцин и Сюлянь постояли немного, подождав, пока паланкин не исчез в темноте. Сюлянь устала, она подняла воротник и спрятала в него лицо.

– Пошли, дочка, – сказал Баоцин. – Ты ведь очень устала?

Она сделала несколько шагов и только тогда ответила:

– Я не устала. – Судя по голосу, силы у нее были на пределе. Баоцин тоже очень устал. Он чувствовал себя виноватым перед своими домочадцами. Все встречают Новый год, а он и дочь тем временем как бездомные идут по улице.

Стараясь придать голосу беззаботность, он радостно произнес:

– Сюлянь, еще один год прошел. Ты повзрослела на целый год, теперь тебе пятнадцать. Не забудешь? В этом году ты должна исполнять сказы еще лучше.

Сюлянь не поддержала разговор. Через некоторое время Баоцин снова разговорился.

– Мы с тобой теперь зарабатываем немало денег – можно как положено выдать тебя замуж.

– Зачем ты об этом, папа? – спросила она неожиданно. Она смотрела на ноги – туфли, почти новые, были безнадежно испорчены.

– Это большое дело. Каждая девушка должна найти тебе хорошего жениха.

Но Сюлянь, к удивлению Баоцина, не проронила ни звука. Они продолжали идти вперед. Сюлянь не могла понять, почему отец постоянно ссылается на свое предприятие. Какое отношение имеют его высокие заработки к ее замужеству?

Наконец добрались до дома. Баоцин хлопал в ладоши и прыгал от радости, как школьник.

– Вот мы и дома, все же добрались, – повторял он, в душе надеясь, что кто-нибудь выйдет их встретить. Но никто не вышел. Они поднялись наверх, оставляя на лестнице мокрые следы.

Тетушка была, пьяна. Она уже легла в постель и храпела. Тюфяк сидел в комнате Сюлянь и разговаривал с Дафэн. У них было траурное выражение лица. Тюфяк подвыпил н говорил все больше и больше.

– Деньги, деньги, деньги, – доказывал он что-то Дафэн. – Ну и что с того? Почему нужно именно в канун Нового года бежать куда-то зарабатывать деньги? Сколько лет живет человек, сколько у него может быть хороших вечеров под Новый год?

Баоцин упал в кресло, которое стояло в гостиной. Красные свечи еще горели и были похожи на желтые звезды, которые мерцали перед его затуманившимися глазами. Деньги... Деньги... Деньги... Стоит ли так себя истязать?

Сюлянь вошла в свою комнату и легла.

– Давай, племянница, – крикнул Тюфяк, – сыграем в кости, позволишь твоему дядюшке выиграть несколько раз?

– Не стоит, дядюшка, – сказала Сюлянь. Она так устала, ее неокрепший голос так ослаб, что она была не в силах отвечать. – Я хочу спать. – Она повернулась лицом к стене и заснула.

Тюфяк вздохнул. Он встал, подошел к окну и стал глядеть на плывущие за ним снежинки.

– Несчастный ребенок, несчастная Сюлянь, – сказал он тихо, покачивая седой головой.

К апрелю сезон туманов в Чунцине, можно считать, прошел, однако по утрам туман еще оставался достаточно плотным. Сырость, холод и все тот же туман, словно большое покрывало, окутывали город. Все постепенно рассеивалось, когда солнце стояло уже высоко. Оно поднималось багровым, жутковатым шаром. Это было дурным предзнаменованием. Ясная погода означала возобновление воздушных налетов. В Чунцине существуют два сезона: холодная зима с туманами и жаркое лето без туманов. В этом и таилась опасность. Все знали, что, как только небо прояснится, японские самолеты окажутся тут как тут.

Однажды, в конце апреля, уже завывала сирена. Самолеты тогда не прилетели, но люди понимали, что предстоят новые страдания и бедствия. Исчез туман – эта защищавшая город естественная линия обороны. Оставалось лишь покориться судьбе.

Баоцин привык к воздушным налетам н считал их делом обычным. Однако те налеты, которые он пережил лично, при одном только воспоминании заставляли его содрогаться. Он решил отправить Тюфяка в Наньвэньцю- ань – район южных теплых источников. Они находились в сорока ли от города, и там было относительно спокойно. Он попросил Тюфяка подыскать там пару комнат, снять гостиницу или арендовать дом – подошло бы любое. Если Чунцин разбомбят, у семьи Фан было бы место, где можно приютиться.