Мария Корелли - Моя чудная жена!

– Удивительно… я хотел сказать, восхитительно! – пробормотал ненавистный молодой лицемер. – Пожалуйста, передайте мой привет и напомните, что я здесь на реке.

«Так же, как напомню, что королева Анна скончалась, – думал я презрительно, смотря, как он смело проскользнул перед самым носом извозчичьей лошади и исчез на другой стороне улицы. – Он рыба, – говорил я себе, – рыба, а не человек. Соскоблить с него чешую и сварить к обеду, – повторял я мысленно, идя дальше, – соскоблить с него чешую и сварить к обеду!» Эта идиотская фраза застряла у меня в голове и повторялась всё снова в моих ушах с утомительным однообразием, из чего легко понять, что нервы мои были страшно натянуты и весь я был потрясён домашними тревогами, которые приходилось переживать.

Когда я вернулся вечером домой, я застал жену в самом весёлом настроении. Она сидела в мягком кресле, курила папиросу и читала газету «Truth».

– Я говорю, – воскликнула она, обернувшись, когда я вошёл, – вот потеха! Джорджи выходит замуж за графа Ричмура!

Признаюсь, я был удивлён.

– Как, Джорджи? – переспросил я недоверчиво.

– Да, Джорджи! – повторила моя жена с ударением. – Маленькая, худенькая, глупенькая Джорджи, которая гуся домой не загонит. Она будет настоящей графиней, подумать только! Боже мой, как глуп этот Ричмур, – он мог на мне жениться!

– В самом деле мог, Гонория? – холодно спросил я, снимая перчатки и в тысячный раз думая, как похожа она была на мужчину. – А ему было известно, что он мог достичь этого высокого счастья, если бы сделал предложение?

– Разумеется, он знал. – Она бросила газету и, поймав безобразного толстого мопса, принялась с жаром целовать его грязный мокрый нос. – Но никогда не хотел попытать счастья. Он ужасно чванный, знаешь, такой человек, который свысока относится к разбогатевшим американцам и не хочет иметь никакого дела с торговым миром. Он пишет книги и скульптирует.

– Что это за новое слово – «скульптирует»? – спросил я насмешливо.

– Право не знаю. Это значит, он делает бюсты и другие вещи из мрамора – не за деньги, знаешь ли, а просто для своего удовольствия. Он большой оригинал! Но подумай, что из всех женщин на свете он сделал предложение именно Джорджи, такой маленькой замарашке!

Я задумался над этим определением. Младшая сестра моей жены была действительно маленькая, но по совести её едва ли можно было назвать замарашкой! У неё были красивые глаза, не столько красивые цветом, сколько томным выражением нежности; у неё было миловидное нежное личико, которое приятно было бы целовать; очаровательная фигура маленькой феи и тихие располагающие манеры. В ней не было ничего особенно выдающегося, однако ей представлялась более блестящая партия, чем можно было надеяться бесприданнице с её положением. Гонория продолжала задумчиво:

– Да, он мог жениться на мне; а теперь подумай: какая разница! Посмотреть на меня и посмотреть на Джорджи! Трудно поверить, что мы родные сёстры!

– Да, трудно! – согласился я с затаённой улыбкой. – Ты держишь себя совсем иначе, чем она, Гонория. Например, она не курит!

– Нет, не курит, бедняжка! – Гонория бросила окурок папиросы и тотчас же закурила другую. – Она считает это чем-то ужасным.

– И я тоже, – сказал я с ударением. – Гонория, я тоже считаю это ужасным!

Она взглянула на меня с улыбкой.

– Я знаю, – весело согласилась она, – ты мне часто это говорил.

Некоторое время она курила молча, потом опять заговорила:

– Она начинала курить потихоньку; потом бросила. Теперь, Вилли, послушай, что я скажу. Я думала в последнее время о разных вещах и пришла к заключению, что нам надо договориться. Кажется, это современное выражение – договориться.

– О чём договориться, Гонория? – нервно пробормотал я.

– О брачном вопросе, – отвечала она. – Несомненно, что это была и есть совершенная ошибка!

– Наш брак был ошибкой, милая? – встревожился я. – Конечно, ты…

Она остановила меня лёгким движением руки.

– Я не хочу сказать, что считаю наш брак большей ошибкой, чем всякий другой, – продолжала она. – Ничуть. Я думаю, что всякий брак есть ошибка. Само учреждение ошибочно.

Я рассеянно глядел на неё. В моём уме смутно стал возникать длинный ряд старых номеров газеты «Daily Telegraph» (этого достохвального листка, колонки которого открыты для всяких обсуждений), и там вспомнилось мне крупное заглавие: «Есть ли брак неудачное учреждение?», сопровождаемое массой корреспонденции от передовых женщин и отсталых мужчин. Не принадлежала ли Гонория к первой категория, как я с вероятностью мог бы быть причислен ко второй?