Александр Полуполтинных: Конь пегасый

Минуту назад был сделан последний мазок, и теперь Пятиалтынный стоял, замерев, на расстоянии пяти шагов от Виолетты, и внутренний восторг, готовый вот-вот вырваться наружу вулканом страсти, переполнял художника. На спине жены, крутых ее ягодицах, бедрах, словно языки пламени, полыхали чудесно выписанные огненно-красные лилии. Плавные линии лепестков и тычинок, нежно-зелёных стеблей и остроконечных листьев гениально гармонировали с нежными изгибами молодого статного тела Виолетты, делая всю композицию единым и неразделимым целым. Виолетта стояла неподвижно, чуть дыша, на фоне задернутой серой бархатной портьеры мастерской. Ее обесцвеченные волосы были собраны на затылке в круглую шишку и заколоты шпилькой. Минут пять в мастерской стояла торжественная тишина.

– Ну как, любимый? – Виолетта наконец осмелилась чуть повернуть голову.

– Чудесно! Невыразимо! – встрепенулся от полузабытья Сергей. – Право, я не ожидал… не ожидал такого результата…

– Ну, что ты! Ты у меня такой талантливый! – расцвела в улыбке жена. – Мне не терпится посмотреть!

Она, было, подалась всем телом в сторону большого овального настенного зеркала, но Сергей остановил ее:

– Нет, нет! Не двигайся! Вдруг что-нибудь испортится! Подожди немного!

Сергей внес из соседней комнаты заранее подготовленный трёхногий штатив, на котором чернел массивный фотоаппарат.

– Сейчас, сейчас… мы эту красоту… увековечим! – Сергей направил на жену большой синий глаз объектива.

Освещенная мягким светом трех маленьких софитов, Виолетта стояла неподвижно, как музейная скульптура. В полуобороте головы была заметна ее самодовольная улыбка.

Наконец, послышались характерные звуки срабатывания затвора фотографической камеры: раз, второй, потом еще и еще. Пятиалтынный на всякий случай сменил несколько ракурсов. Виолетта покорно ждала окончания съемки.

– И как этот жанр называется? – полюбопытствовала жена.

– Ну, вообще-то, это называют боди-пейтингом, что по-английски значит «рисунок на теле». Но ты же, милая, знаешь, что я не люблю всей этой иностранщины. По-русски это будет назваться проще и понятней – телопись.

– Как здорово! Телопись! Ты сам придумал?

– Сам, сам…

– Какой ты у меня замечательный, Сергунчик!

Она уже вся горела страстью и не могла стоять спокойно. Впрочем, Сергей сделал уже достаточно снимков.

– Ну, иди же ко мне, моя расписная матрёшечка…

Жена, как дикая кошка, уже летела в объятия своему мужу.

После душа Виолетта и Сергей – она обернутая розовым махровым полотенцем, он с голым торсом, в полосатых трусах – сидели у компьютера и рассматривала сделанные снимки.

– Вот этот убери … И этот, пожалуйста…

– А этот великолепный, правда? – говорил, не отрываясь от монитора, Сергей. – Какая же ты у меня… Настоящая Афродита!

– Спасибо, милый! – Виолетта чмокнула мужа в плечо. – Это ты у меня необыкновенный, одаренный. Такую замечательную телопись сделал! Жаль эта красота недолго просуществовала на свете… Даже плакать охота. И никто не увидит, и не оценит… А может, в интернете разместим? – Её глаза азартно загорелись.

– Скажешь тоже, – серьезно сказал Сергей. – Интернет что большая помойка. Валят туда что ни попадя. Да и где разместить? И приличного места не найдешь… Мда… А ведь это идея! – неожиданно воскликнул Пятиалтынный. – Ведь в нашем Союзе художников есть свой журнал! «Замухрайский вернисаж»! Ура! Моя телопись, кажется, спасена!

– Наша! – поправила жена.

– Наша! Наша!

И они снова потонули в пылких объятиях друг друга.

«Замухрайский вернисаж» выходил раз в полгода. Редактор издания и давний друг Сергея Пятиалтынного еще со школьной скамьи Боря Белибердин с удовольствием взял репродукцию телописи в очередной номер, который уже был почти свёрстан.

– Ну, неплохо, неплохо! – прицокивал языком Боря, разглядывая принесенные Сергеем фотоснимки. – А какие формы! Вах, вах! И кто она?

– Супруга. Виолетта. – Сергей, немного смущаясь, опустил лысеющую голову.

– Уже Виолетта?! – Боря поднял в удивлении густые брови. – Мне кажется в последний раз…

– Да, была Анна… Но с ней мы давно расстались. Кстати, полными друзьями.

– Ну и прекрасно, что друзьями! – Масляные глазки Бори ни на секунду не отрывались от телописи. – Представляю, когда журнал выйдет из печати… Твое имя будет у всех на слуху. Давненько мы не печатали ничего подобного. А тут надо же! Да еще жена! А, кстати, подписи сделать никакой не нужно? Для ясности?