Леопольд Захер-Мазох - Шахиня

– Куда это ты собрался? – спросила она таким тоном, от которого ее пленник задрожал как осиновый лист.

– Я... мне... надо было... кое-что забрать в городе, – пролепетал задержанный, оказавшийся одним из ее лакеев.

– Так поздно? Очень странно, – с издевкой заметила Елизавета. – Граф, закройте, пожалуйста, ворота.

Затем великая княжна дернула за колокольчик. Его громкий звон взбудоражил весь дом. Слуги и казаки с фонарями в руках стремглав сбежались к воротам и оказались свидетелями редкой сцены.

– Этого вора, которого я лично поймала прямо на месте преступления, немедленно связать, – приказала Елизавета. Ее люди схватили провинившегося и связали ему руки за спиной. – Хорошо, – сказала энергичная женщина, – теперь отведите его в садовый павильон и принесите туда свечи, я сама произведу суд над ним, и притом безотлагательно.

После того как приказания ее были исполнены, она предстала перед несчастным, который трепеща ожидал ее, а своим людям велела дожидаться поблизости. Возле нее остался только Шувалов.

– Я не вор вовсе, – с мольбою в голосе начал было лакей.

– Мне это известно, – коротко оборвала его Елизавета, не позволив ему договорить, – и тем не менее ты обкрадывал меня, ты злоупотреблял моим доверием и похищал мои тайны, чтобы продавать их генералу Миниху, мерзкий шпион.

– Я... матушка... я ничего не знаю, – запинаясь, пробормотал негодяй.

– Только чистосердечное признание может тебя спасти, – строго сказала царевна. – Назови своих сообщников.

– Пусть мне бог поможет, но я знать ни о чем не знаю! – жалобно запричитал слуга.

– Ты не хочешь сознаваться?

– Я не могу.

– Ну, тогда мы тебе поможем, – обронила Елизавета, и в уголках рта ее мелькнула язвительная улыбка. Она кликнула своих людей, распорядилась привязать миниховского шпиона к дереву в саду и снять с него одежду до пояса. Затем приказала двум казакам сечь его плетью до тех пор, пока он не признается. Сама же стояла рядом и смотрела, как каждый удар ее длинной нагайки рассекает его плоть и из ран начинает тонкими струйками сочиться кровь; она оставалась глуха к его мольбам и стенаниям, даже подзадоривала его истязателей, пока он наконец не запросил пощады и не пообещал признаться во всем. Тогда его отвязали и привели обратно в павильон.

– Итак, ты шпион генерала? – начала она снова допрос.

– Да, – вздохнул предатель.

– Кто еще в моем доме, кроме тебя, служит Миниху?

– Горничная Анастасия и конюх Николай.

Оба были тотчас же схвачены и приведены пред ее очи.

– Что худого я сделала вам, что вы меня продали, – задыхаясь от гнева, крикнула Елизавета, – или я не осыпала вас благодеяниями, разве не ухаживала за вами, когда вы болели, вот, значит, какова ваша благодарность?

Напрасно виновные бросились великой княжне в ноги и взывали к жалости, но как была она добра с ними прежде, так теперь, когда они оскорбили ее, она не знала пощады. Она точно так же велела выпороть обоих до крови и потом прогнать со двора.

– Так, теперь я избавилась от шпионов, – сказала она после этого Шувалову, – и мы можем без опасений составлять заговор.

Все участники описываемого комплота [44] Комплот (устар. книжн.) – заговор, крамола, конспирация. развили отныне бурную деятельность: Шувалов и Воронцов в салонах и будуарах, Лесток и Астроцкий в казармах, а Баттог в компании с несколькими студентами и сыновьями торговцев, которых посвятил в свои планы, по столичным трактирам.

Вскоре в это дело оказались втянуты уже несколько сот человек, и все они вели себя так, точно речь шла о каком-то карнавальном увеселении; от осторожности, проявлять которую так настоятельно рекомендовал французский посланник, от соблюдения тайны, что торжественно обещали они великой княжне, при проведении операции в целом и следа не осталось. Лесток, человек хотя смелый и предприимчивый, но такой же болтливый, легкомысленный и хвастливый, находил удовольствие в туманных намеках на предстоящие крупные перемены, которые вроде бы должны принести ему исключительные почести, другие заговорщики, галантные прожигатели жизни и просто пьяницы, поступали не намного лучше. На лбу заговора был написан провал.

Когда приближающаяся зима вновь собрала вместе всю палитру петербургского общества, в его ассамблеях уже открыто, как о чем-то само собой разумеющемся, чему никакая сила уже не в состоянии была воспрепятствовать, говорилось о революции, которая в скором времени должна была возвести на престол великую княжну. Каждый верил в наличие для этой цели широко разветвленного заговора, не верила в него только соправительница Анна Леопольдовна. Слишком часто прежде в ее окружении Елизавету без каких-либо на то оснований обвиняли в рискованных планах свержения, чтобы теперь, когда дело приняло действительно нешуточный оборот, она могла в это поверить. Даже дружеские отношения царевны с преображенскими гвардейцами были не в состоянии встревожить ее, поскольку она не забыла, что своего первого фаворита Елизавета выбрала именно из их рядов, да и всегда оставалась солдатам своего рода матерью.