Михаил Старицкий: Пан капитан

— А куда, куда падает? — тревожно спрашивал капитан.

— За дом генерала, за его кухню… А вот на ток, — докладывал я сверху о результатах каждого выстрела.

— Славная катапульта, добрая катапульта, — радовался и потирал руки атаман. — Неси, неси ему, собаке, на святвечер гостинец… Натягивай! Уж какая-нибудь да угодит же… Бог не без милости — казак не без доли!

Уже два раза прибегали послы от бабуни, чтобы шли мы с капитаном скорей на вечерю, что уже ждут, и два раза капитан отпрашивался, чтоб повременили минутку… впрочем, и сами послы, захваченные невиданным зрелищем, не возвращались назад, а тут же оставались глазеть. На улицах не было видно ни души: все сидели уже в освещенных и прибранных хатах за святой вечерей.

Но на генеральском дворе, вероятно, уже заметили, что летят огненные змеи до ихнего пана, да еще в такой вечер, — стало быть, он знается с нечистой силой. Мне видно было, как сначала там поднялась было суета, а потом все попрятались по хатам…

Вдруг на генеральском току вспыхнуло красное зарево, Помню, что это зарево сначала восхитило меня, а потом, когда от него покраснели и постройки, и дом, и церковь, я испугался и сбежал по крутой лестнице с чердака вниз.

— Горит, горит что-то там, — сообщил я с ужасом.

— Где, где саме? — затревожился капитан.

— На току у генерала.

В это время донеслись медленные удары колокола; печальные звуки наполнили тревогой воздух и всполошили мирную вечерю в селе.

— На току? У него? У этого аспида-пришлеца? — вскрикнул радостноно капитан и вдруг смолк, заслышав набат. — Нет, ток его далеко… особняком… для села никакой опасности… — бормотал он, поглядывая с тревогой на мигавшее зловещее небо. — Ха, никакой, — засмеялся он потом, потирая руки. — О, таки дождался отплатить за витряк и поздравить идола с святом! Много он свят мне наделал… а крестьян своих разве не извел, не обнищил? Пусть же тешится! О, я ему залью еще сала за шкуру! Теперь, мой любый джуро, можно на радостях и на святую вечерю пойти… Кохана пани и ясновельможна бабуся извинят меня ради такого случая, — и он, сделав распоряжение, чтоб его подсусидки готовили себе стол, стал сам принаряжаться по-праздничному. Но не суждено было ему прийти к нам на вечерю.

Не успел капитан надеть всех регалий, как послышался за его окопами шум, и есаул, влетевши растерянно, заявил, что генерал прибыл с войском, ломает браму…

— Как? Сюда? В мой дом? — гаркнул, побагровевши Гайдовский, и, схватив топор, бурей вылетел на свой дворик.

— В колья его! В дрючья его! В камни! — завопил он, выскочивши на вал. — Гей, за мною, мои верные казаки, мои друзи! — и, хватая лежавшие у ворот кучей камни, стал осыпать ими наступавших врагов.

Верные казаки тоже бросились на окопы и поддержали своего атамана.

Огорошенная градом камней дружина Заколовского отступила; но он, разъяренный, осатанелый от злости и водки, стоя в санях, орал:

— Засеку, запорю! Сгною всех! Руби ворота! Жги гнездо этого разбойника!

Дружина колебалась; некоторые, накрывшись кожухами, пробовали было перескочить по сугробам ров, но встречали везде отпор и летели кубарем в снег; некоторые зажигали навороченную на палки просмоленную паклю и бросали эти факелы на ближайшие крыши строений… Благо, что они покрыты были снежной корой, а то, при малочисленности рук, не отстоять бы их от пожара.

— Что вы слушаете этого ирода, дурни? — вопил капитан. — Не он ли ограбил вас? Не он ли знущается над вашими семьями? Не он ли с вас три шкуры дерет? А вы еще потворствуете его бесчинствам! Эх, перевертни, запроданцы!.. Да я бы на каторгу пошел, а здыхался б такого зверюки!

— Тебя, хохла, упрячу! — ревел и статский советник. — Берите же его, или всех закатую! Розог ему, кнутов!

Гайдовский спустил четырех церберов: они с страшным рычанием бросились на толпу; завязалась свалка… Собаки с остервенением рвали врагов; те отбивались руками, палками, но сыпавшиеся сверху на них камни мешали самообороне… Ушибы, раны, увечья и задор ожесточали в борьбе обе стороны.

Пожар между тем разрастался; все село было на ногах, но тушить его никто и не думал: с одной стороны, это было невозможно, а с другой — люди, убедившись, что им не угрожает опасность, смотрели на него равнодушно, даже с затаенным злорадством. Теперь все генеральское гумно было залито уже морем огня; полымя взлетало страшными языками, целые снопы искр вырывались вверх, пронизывая клубы багрового дыма, стоявшего волнующимся пологом над генеральской усадьбой… и церковь, и все хаты казались облитыми светящейся кровью… Набат тревожно гудел… А на противоположном конце села при отблеске зарева драка росла и начинала принимать серьезные размеры.