Михаил Булгаков - Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Студзинский. Панику сеете, господин доктор.

Алексей. Я — панику? Вы меня просто понять не хотите. Простите, ведь мы говорили уже. Завтра я иду в ваш дивизион, и если ваш Малышев не возьмет меня врачом, пойду простым рядовым. Мне все это осточертело. С Петлюрой надо покончить. Ох, этот мне гетман!

Студзинский. Зачем же рядовым, Алексей Васильевич? Устроим врачом. Нам это страшно нужно.

Мышлаевский. Завтра пойдем все вместе. Вся императорская Александровская гимназия! Ура!

Алексей. Сволочь он…

Елена. Алеша!

Алексей. Ведь он же сам не говорит на этом проклятом языке. Вчера, не угодно ли? Встречаю эту каналью, доктора Курицкого. Он, изволите ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Тридцать лет говорил и вдруг забыл, и был Курицкий, а стал Курицький, с мягким знаком в середине. Да, так вот я его и спрашиваю: скажите, пожалуйста, как по-украински — кот? Он отвечает: «Кит». Спрашиваю: а как — кит, а он вытаращил глаза и молчит. А теперь не кланяется.

Николка. Слова «кит» у них не может быть, потому что на Украине не водятся киты. А в России всего много, в Белом море киты есть.

Алексей. Мобилизация против Петлюры! Жалко, что вы не видели, что делалось вчера в призывных участках. Все спекулянты знали о мобилизации за три дня до приказа. Здорово? И у каждого — грыжа, у всех — верхушка правого легкого, а у кого нет верхушки — ну просто пропал, черт его знает куда он делся, словно сквозь землю провалился. А уж если, господа, на мобилизацию никто не идет, это признак грозный. Вот если бы ваш гетман вместо того, чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, Петлюры бы теперь духу не пахло в Малороссии. Но этого мало. Мы бы большевиков прихлопнули в Москве, как мух. И самый момент, там, говорят, кошек жрут. Он бы, сукин сын, Россию спас!

Шервинский. Тебе бы, знаешь, не врачом, а министром обороны быть. Право.

Николка. Алексей на митинге — незаменимый человек. Оратор.

Алексей. Николка, я тебе два раза уже говорил, что ты никакой остряк. Пей лучше вино.

Шервинский. Немцы бы не позволили формировать армию. Они боятся ее.

Алексей. Неправда. Нужно иметь только голову на плечах. И всегда можно было столковаться с гетманом. Нужно было немцам объяснить, что мы им не опасны. Кончено. Войну мы проиграли. У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете. У нас Троцкий! Немцам нужно было сказать: вам нужен сахар, хлеб? Берите, лопайте, подавитесь, только помогите, чтобы наши богоносцы не заболели б московской болезнью.

Мышлаевский. Аа… Богоносцы… Достоевский. Смерть моя. Слышал. Вот кого повесить. Достоевского повесить!

Елена. За что?

Алексей. Капитан, ты ничего не понимаешь. Ты знаешь, кто такой был Достоевский?

Мышлаевский. Подозрительная личность.

Николка. Витенька! Это ты уж чересчур.

Студзинский. Ээ… Виктор.

Алексей. Он был пророк! Ты знаешь, он предвидел все, что получится. Смотрите, вон книга лежит — «Бесы». Я читал ее как раз перед вашим приходом. Ах, если бы это мы все раньше могли предвидеть! Но только теперь, когда над нами стряслась такая беда, я начал все понимать. Знаете, что такое этот ваш Петлюра?

Мышлаевский. Пакость порядочная.

Алексей. Это не пакость. Это страшный миф. Его вовсе нет на свете. Это черный туман, мираж. Гляньте в окна. Посмотрите, что там видно.

Елена. Алеша, ты напился.

Алексей. Там тени с хвостами на головах и больше ничего нет. В России только две силы. Большевики и мы. Мы встретимся. И один из нас уберет другого. И вернее всего, они уберут нас. А Петлюра, эта ваша светлость, вот эти хвосты, все это кошмар, все это сгниет. Допустим вероятное. Допустим — Петлюра возьмет Киев. Вы думаете, он долго продержится? Две недели, самое большее — три. А вслед за ним придет и совершенно неизбежно с полчищами своих аггелов Троцкий.

Студзинский. Господа, доктор совершенно прав.

Мышлаевский. Аа… Троцкий! Это я понимаю. (Раздражен, встает.) Троцкий. (К зрительному залу.) Который из вас Троцкий? (Берет маузер Шервинского, вынимает из футляра.)

Студзинский. Капитан, сядь. Сядь.

Елена. Виктор, что ты делаешь!

Мышлаевский (у рампы) . Сейчас в комиссаров буду стрелять… Ах ты, ма…