Михаил Булгаков - Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Еленавыходит к столу.

Мышлаевский. Да-с, господа. Голым профилем на ежа не сядешь!

Елена. Витька, что за гадости ты говоришь.

Мышлаевский. Виноват. Извини, Лена. Не я придумал, а господа журналисты. (Показывает газету.) Остроумие, черт меня возьми. Но — талантливые, черти, ничего не поделаешь, и совершенно верно. Голым профилем… Николка. Ну-ка, ну-ка, как это у них? Азбуку.

Николка (играет на гитаре. Поет) .

Подпевают Николке.

Елена. Какая мерзость!

Шервинский. Стойте. Стойте. Я придумал припев. До, ми, соль. (Поет на церковный мотив.)

Все хором (кроме Елены).

Елена. Это безобразие, господа, перестаньте! Ведь это кощунство!

Мышлаевский. Леночка, брось, дорогая! Весело, и слава Богу! Пей белое вино. Господа, здоровье Елены Васильевны!

Все. Ура!!!

Елена. Тише вы. Василису разбудите. И так уж он твердит, что у нас попойки каждый день. Вы как мастеровые, ей-богу.

Студзинский. Это Лисович? Почему его, Елена Васильевна, все Василисой называют?

Николка. Он, господин капитан, вылитая Василиса. Вся разница в том, что на нем штаны надеты, и подписывается на всех бумажках — вместо Василий Лисович — Вас. Лис.

Мышлаевский. Лена золотая, пей белое вино. Я знаю, отчего ты так расстроена. Знаю. Радость моя, рыжая Лена. Плюнь. Он даже лучше сделал, что уехал. Пересидит там, в Берлине, и великолепно. Ты, Леночка, замечательно выглядишь сегодня. Я тебе откровенно говорю. И капот этот идет к тебе, клянусь честью. Капитан, глянь, какой капот — совершенно зеленый.

Елена. Это электрик, Витенька.

Мышлаевский. Ну, тем хуже. Все равно. Капитан, обрати внимание, не красивая она женщина, ты скажешь?

Студзинский. Елена Васильевна — чрезвычайно красива.

Мышлаевский. Лена. Позволь я тебя обниму и поцелую. (Обнимает и целует.)

Шервинский. Эээ…

Мышлаевский. Шервинский, отойди. От чужой мужней жены отойди.

Шервинский. Позвольте.

Мышлаевский. Мне можно. Я — друг детства.

Шервинский. Свинья ты, а не друг детства.

Николка (поет) .

Студзинский. Там лучше есть, — про Родзянко!

Николка (поет) .

Мышлаевский. Кукиш с маслом он будет президентом. И где же сенегальцев роты? Отвечай, личный адъютант, где обещанные сенегальцы? Леночка, пей вино!

Шервинский. Будут. Тише. Позвольте сообщить вам важную новость. Сегодня на Крещатике я сам видел сербских квартирьеров, и послезавтра, самое позднее — через три дня, в город придут два сербских полка.

Мышлаевский. Слушай, это верно?

Шервинский. Даже странно. Если я говорю, что сам видел, вопрос мне кажется неуместным, господин штабс-капитан.

Мышлаевский. Два полка! Что значит — два полка!

Шервинский. Хорошо-с. Тогда не угодно ли выслушать? Вчера его светлость сам сказал мне.

Все. Гетман?

Шервинский. Точно так, Елена Васильевна, гетман. Он сам говорил мне, что в Одесском порту уже разгружают транспорты. Пришли две дивизии сенегалов. Стоит нам продержаться неделю, и нам, Елена Васильевна, простите за выражение, на немцев наплевать.

Студзинский. Предатели!

Мышлаевский. Ну, если это верно, вот Петлюру тогда поймать да повесить.

Николка. Правильно!

Мышлаевский. Повесить, повесить, повесить… Единственное спасение — всех повесить.

Алексей. Вы знаете, кого надо повесить раньше, чем Петлюру?

Шервинский. Интересно.

Алексей. Вот эту самую светлость, вашего гетмана.

Шервинский. Го…го…го…

Алексей. Да-с, господин личный адъютант. И именно за устройство этой миленькой Украины. «Хай живе вильна Украина, от Киева до Берлина». Полгода он издевался над всеми нами. Кто запретил формирование русской армии? Кто терроризовал население этим гнусным языком, которого и на свете не существует? — Гетман! Кто развел всю эту мразь с хвостами на головах? Сам же гетман. А теперь, когда ухватило кота поперек живота, он, небось, начал формировать русскую армию. И теперь в двух шагах враг, а у нас дружины, штабы. Смотрите! Ой, смотрите!