Старик очнулся глубокой ночью. Он осторожно перевернулся с боку на бок, привычно прислушиваясь к себе и сильно удивляясь тому, что боль покинула его. Во всем теле царила необычайная легкость. Старик довольно улыбнулся. Вот он долгожданный час! Еще немного и все кончится! Тени в изголовье его кровати зашевелились, и в глубоком мраке комнаты нарисовался мягко светящийся женский силуэт. «Нет, это не жена и никто из детей, – решил старик. – Молодая женщина» Женская фигура мягко и бесшумно подалась вперед и легко села на край его постели. Несмотря на мрак, старик очень хорошо разглядел лицо незнакомки. Неведомый, очень мягкий и теплый свет освещал женское лицо изнутри, да и вся фигура как бы светилась сама собой.
– Здравствуй, ваше величество! – прошептал старик. – Я ждал тебя!
Женщина улыбнулась. Взор ее оказался пронзительным и жестким, колючим, а вот улыбка у нее получилась доброй и понимающей.
– Ваше величество? Так меня еще никто не называл. Я привыкла, чтобы меня просто величали… И ты зови меня просто… Смерть, например.
Старик пожал плечами.
– Истинно так! Что может быть проще смерти? Но для меня ты спасительница, моя королева, та, что избавит меня… от боли.
– Я избавляю не только от боли. Я избавляю еще и от жизни.
– Да, конечно! Я готов! – старик был тверд. Смерти это понравилось. Мало кто так встречал ее. Многие не готовы были принять ее. Обвиняли ее в том, что она забирает многое, забирает, то, что ей не должно принадлежать. Мало кто знает, что на самом деле она приходит не что-то отбирать. Нет! Она лишь проводник. Она является и ведет туда, куда следует идти после конца жизненного пути. Никто из смертных не знает наименования и расположения тому месту, поэтому каждому из них нужен поводырь, который как слепца, поведет за руку во мрак, в темноту того, чей час пробил…
– Тебе страшно? – Смерть склонила свое прекрасное лицо к старику. Тот усмехнулся, с трудом разлепив покрытые тонкой корочкой губы.
– Нет, что Вы! Страха нет… давно нет! Как это будет, ваше Величество? Простите, но позвольте мне Вас так называть по-прежнему.
Смерти трудно было трудно признаться в том, что подобное обращение ей импонировало. Поэтому, прежде чем, сделать свое дело, она доверительно прошептала умирающему на ухо.
– Все просто! Я возьму тебя за руку, и мы пойдем с тобой вперед!
– И все? – удивился старик.
– Да.
– Тогда вот моя рука! – старик твердо поднял высохшую от болезни руку, так похожую на тонкую, птичью лапку. Смерть нежно взяла кисть старца в свою руку. И прежде чем, утянуть его, как обещала, во мрак, по ту сторону, она еще доверительно прошептала ему еще на ухо.
– Открою тебе еще тайну, мой друг… У всего есть две стороны. И там, куда я тебя поведу у меня другое имя. Там меня все зовут Рождением!
Невыносимая инфернальность небытия
Пространство вокруг давило своей бесконечностью… Боль, пробирающий до самых костей, холод и свет. Много света, еще больше раздирающей боли и леденящего душу холода. Все вокруг состояло из них. Все вокруг было ими…
Я падал вверх, меня бросало из стороны в сторону, мое тело было игрушкой в руках великих сил. Полноте, а у меня есть тело? И напрасно, мой разум пытался понять, что со мной, где я, куда я несусь с огромной скоростью. Или мне лишь кажется, что я двигаюсь куда-то? Как и то, что я обладаю телом? Пространство вокруг обманчиво. Оно бесконечно и одновременно конечно. Ему нет конца, и в то же время оно ничтожно, сосредоточено в некой локальной точке, размеры которой невыразимо малы…
Я знал, что это случится. Не рано или поздно – таких понятий здесь, в этом месте просто нет. Пространство и время – обман, их нет… Просто нет… Может так выглядит смерть? Может так и ощущается иной мир? Тот, что зовут загробным? Но нет, я не умер. Уверен в этом. В этом ничто я чужак, мой разум пытается опереться на знакомые понятия, получить хотя бы какой-нибудь ориентир, своеобразную точку отсчета. Пространство вокруг давило своей бесконечностью и он же поражало своей конечностью и ограниченностью…
Я здесь не один… Таких как я, чужаков, пришедших извне сюда много. Я чувствую их всех. Не могу пообщаться с ними, любой контакт обречен на провал, но знаю они рядом и они, также рады мне, рады любому новенькому. Может от того, что это вносит хоть какое-то разнообразие в наше существование… пребывание здесь, в этом ничто? Впрочем, и это слово «ничто» не подходит: разве может быть разнообразным «ничто»?
Читать дальше