Геннадий Красухин - Мои литературные святцы

В 2002 году призвал Немцова, приехавшего к нему в Кембридж от имени лидера думской фракции Союза правых сил перейти в оппозицию к Путину, « иначе Россия просто обречена ».

На мой взгляд, напрасно он поддался на уговоры выдвинуть свою кандидатуру в президенты России. Ясно было, что такого участия путинские власти не допустят.

А в заключение – фрагмент интервью с Буковским по поводу секретных документов, с которыми он работал:

» – Что такое «особая папка»?

– «Особая папка» – это форма секретности. Есть разные формы – «секретно», «сверхсекретно», «особой важности», «лично», «особая папка». А в президентском архиве, то есть в архиве Политбюро, еще была такая форма, как «особый пакет». Это запломбированный мешок, на котором не написано, что в нём находится.

– Что хранилось в таких «особых пакетах»?

– Сведения о всех крупных убийствах: например, о катынском деле – расстрел пленных польских офицеров в 1940 году. Но не только. Там же находился секретный протокол к договору «Молотов – Риббентроп» от 1939 года. Там вообще много вещей, неприятных для власти.

Президентский архив после суда снова перевели на Ильинку в здание ЦК. Но он хранится отдельно, в него нужен особый допуск.

– По какому принципу отбираются документы для засекречивания?

– Думаю, что всю внешнюю политику они опять спрятали, все свои внешние грешки – тренировку террористов, поддержку «освободительных движений»… Они и тогда очень злились на меня за то, что я настоял на открытии «особых папок», где такие документы хранились.

– Помнится, я читал в «Русской мысли» статью итальянской исследовательницы, которая занималась судьбами итальянцев, сгинувших в ГУЛАГе. Так вот, в конце девяностых она не смогла ещё раз просмотреть документы, которые видела в начале девяностых. Всё было закрыто.

– Вот-вот. Например, какое-то время в начале девяностых был совершенно доступен архив Коминтерна, находившийся в здании бывшего Института марксизма-ленинизма. Западные исследователи там работали. Потом всё закрыли».

Да! Я совсем забыл о Луисе Корвалане, которого обменяли на Буковского. Обмен произошёл по предложению Андрея Дмитриевича Сахарова. Получившего советское гражданство Корвалана поселили в дом ЦК на Безбожном (Протопоповском), который стоит напротив писательского дома. Я часто видел Корвалана на балконе, с которого он подолгу смотрел вниз.

А потом Корвалан пропал. Пошли слухи, что в СССР ему не понравилось. Но они не подтвердились.

Оказалось, что политбюро приняло решение сделать Корвалану пластическую операцию, изменив его внешность. И с изменённой внешностью через Будапешт и Беэнос-Айрес он вернулся в Чили, где жил на нелегальном положении.

В 1989 году пост Генерального секретаря компартии Чили он оставил.

Перестройку не принял. Воспринял её как измену делу социализма, о чём написал книгу «Крушение советской власти» (1995).

И всё-таки странно, что он предложил нашему политбюро изменить себе внешность и отправиться назад. Тем более, что в борьбе против Пиночета участия он уже не принимал.

Юлий Маркович Даниэль до 1957 года публиковался как переводчик поэзии на русский язык. В 1958 году под псевдонимом Николай Аржак публиковал на Западе рассказы и повести. В 1965-м арестован и в 1966-м судим вместе с Андреем Синявским (который публиковал свои произведения на Западе под псевдонимом Абрам Терц). Даниэль был приговорён к 5 годам лагерей.

После освобождения в 1970-м жил в Калуге, печатался как переводчик под псевдонимом Юрий Петров.

Вернулся в Москву, где жил со своей второй женой и пасынком.

Умер 30 декабря 1988 года (родился 15 ноября 1925-го).

Одно время из-за гонений по договорённости с приятелями вынужден был подписывать свои переводы их фамилиями. Так, переводы из Аполлинера (1985) подписаны Булатом Окуджавой, а переводы из Умьерто Сабы – Давидом Самойловым. Они спасли его от голода и безденежья.

Денис Геннадьевич Новиков учился в Литературном институте. Был самым молодым участником альманаха девяностых «Личное дело №». К его сборнику «Окно в январе» (1995) Иосиф Бродский написал предисловие и, в частности: « …эта книга – о неприкаянности: психологической и буквальной. Заслуга автора, однако, прежде всего в том, что из неприкаянности этой он события не делает, воспринимая её скорее как экзистенциальную норму… ».

Да, неприкаянность прямо-таки хлещет из стихов Дениса: