Шэ Лао - Развод

- Это мне сестра Ма дала, - пояснила жена. - Не нравится - надену тот, в котором была вчера.

- А почему ты новый не сшила? Ведь мы купили материю!

По тону мужа госпожа Ли поняла, что можно остаться в этом халате, а на вопрос необязательно отвечать, все равно в двух словах не объяснишь.

Волосы ее были аккуратно причесаны и блестели, губы - подкрашены. Она напудрилась, подвела брови и выглядела по крайней мере года на два моложе. И аромат исходил от нее какой-то непривычный.

- Это госпожа Ma-младшая прихорашивала меня целых полдня. - Госпожа Ли, видимо, была очень довольна собой.

«Пожалуй, перемена в настроении жены тоже связана с этой женщиной, - подумал Лао Ли, - Ведь еще утром она наотрез отказалась идти, а сейчас даже рада».

- Госпожа Ма, присмотрите, пожалуйста, за домом, и вы, сестра, тоже. - Госпожа Ли говорила не только вежливо, но и красиво. Наверное, и здесь не обошлось без влияния молодой соседки.

«Обитель согласия», куда пригласил Сяо Чжао, была в нескольких шагах от дома, и они пошли пешком. Но Ин все же умудрился испачкать туфельки. Он шел и пинал обломок черепицы, пока не заметил отец, а потом украдкой спрятал черепицу в карман.

Неудивительно, что господину У приспичило завести наложницу. На госпожу У страшно было смотреть: спина длинная, как у тигра, талия, как у медведя. Она, как и муж, вполне могла сойти за боксера, если бы не маленькие изуродованные ножки. С такими ножками не сделаешь ни одного эффектного приема… Что в высоту, что в ширину она была одинакова - огромная туша с пампушкой вместо головы, такой белой, будто ее несколько дней продержали в извести. Ноздри, веки и уши красные, бровей и волос почти не осталось. Глаза - два кружочка, ноздри будто нарисованы неумелой детской рукой, остальное пространство совершенно свободно, и, чтобы определить расстояние между глазами и ухом, нужно затратить немалые усилия. Говорила госпожа У очень вежливо.

Чтобы не смотреть на жену, господин У созерцал собственные кулаки - стукни он кого-нибудь, ему стало бы веселее.

Жена господина Цю была женщиной образованной, но не очень привлекательной. Верхние зубы находили на нижнюю губу. И без того редкие волосы были коротко острижены. Сухая как вобла, плоская как доска, - хоть гвоздями приколачивай! Но господин Цю относился к жене с большим уважением. Стоило ей сказать что-нибудь, и он обводил взглядом присутствующих, желая выяснить произведенное впечатление. А уж если она острила, он ие только внимательно смотрел на каждого, но ждал, пока все рассмеются, и лишь тогда смеялся сам, не сводя глаз с жены. Но смех его почему-то нагонял тоску.

Жена господина Суня не пришла. Всего месяц назад она родила. Хотя господин Сунь был ярым защитником ограничения деторождаемости и за три года перепробовал все патентованные средства, жена каждый год дарила ему по ребенку. Когда чиновник говорит об ограничении деторождаемости, это почти равносильно бунту. Но господин Сунь только говорил, а дом его все наполнялся детскими голосами, сослуживцы уважали его, а те, у кого не было потомства, с завистью говорили:

- Дети - это дар неба. Поглядите на господина Суня!

Одна госпожа Чжан выглядела вполне прилично и одета была по возрасту.

Жена Сяо Чжао не пришла - впрочем, никто не знал, есть ли она у него вообще. Он утверждал, что есть, но ее никто никогда не видел. Она оказывалась то в Пекине, то в Тяньцзине, то в Шанхае. И знал об этом только Сяо Чжао. Ходили слухи," будто госпожа Чжао живет то со своим мужем, то с чужими мужьями, но сам Сяо Чжао никогда не говорил об этом, а верить слухам не обязательно.

При женщинах ни один из присутствующих не посмел упомянуть о событиях вчерашнего вечера и хотя бы тайком посмеяться над госпожой Ли. Напротив, все были чрезвычайно любезны, ухаживали за ней и за ее детьми.

Лао Ли смотрел на свою жену, сравнивал ее с остальными и думал о том, что нужно либо мириться с тем, что имеешь, либо упразднить браки. Но что тогда будет со всеми этими женщинами? Кроме госпожи Чжан, ни одна из них не знала молодости, будто все они родились сразу тридцатилетними!

Госпожа У - настоящая туша, госпожа Цю - выставка зубов. Вырядившаяся в чужой халат госпожа Ли и госпожа Чжан завели разговор. Интересы всех женщин были примерно одинаковы. Образованной госпоже Цю пришлись по вкусу нарядные тапочки Лин, и она спросила у госпожи Ли, как их шить. Госпожа Туша хотела узнать у госпожи Чжан, в каком магазине самые лучшие овощи, замаринованные в соевом соусе. Городская госпожа Чжан и деревенская госпожа Ли величали друг друга родственницами. Женщины не обсуждали проблем мировой важности, зато знания и опыт, которыми они делились, в любую минуту можно было применить на практике. Сам Сократ, пожалуй, не решал таких интересных проблем. «Куда полезнее заниматься подобными мелочами,-думал Лао Ли,- чем быть на побегушках у госпожи начальницы, как Сяо Чжао, выполнять роль свата, как Чжан Дагэ, или искать наложницу и упражнять свои мускулы, как господин У. Эти женщины, представительницы и старого и нового поколения, заняты своим разговором, им нет никакого дела до мужей, все их внимание сосредоточено на самих себе и на детях, мужчины их не интересуют. А стоит мужчине раскрыть рот, как он тотчас заводит разговор о женщинах. Противно!» Лао Ли позавидовал женщинам и проникся к ним уважением, даже решил купить жене халат на меху. Ели не торопясь, никто не пил лишнего, все было вполне пристойно. Господин У сидел рядом с Чжан Дагэ, но ни словом не обмолвился о наложнице. А господин Сунь, вместо того чтобы пропагандировать свои экспериментальные методы ограничения деторождаемости, как он это делал обычно, воспользовался случаем и выучил несколько пекинских пословиц, примерно такого содержания: «Сколько ни смотри свинья в зеркало - человеком не станет». Сяо Чжао несколько раз порывался развеселить общество, но стоило ему раскрыть рот, как госпожа Цю расстреливала его в упор своей образованностью. Господин Цю хотел было поаплодировать жене, поздравить ее с победой, но присмирел, взглянув на ее зубы: когда жена переходила в наступление, она выставляла даже нижнюю челюсть, будто жаждала вцепиться своими клыками кому-нибудь в ухо. Лао Ли показалось, что жизнь снова обрела равновесие: в конце концов не важно, что все эти женщины не знали юности.