Подошли и другие визири Великой Порты. Уставились на Али: лик благочестивый, борода седая. Стол, конторская книга, султанские гербы. Посох с медным набалдашником.
— Это что еще за новость?
— Таможня кладбища Эюб.
— С каких это пор? Мы высшие сановники, и то ничего не знаем.
— Не знали вы, но, как видите, есть такая таможня. Я вам все расскажу, когда соблаговолите меня выслушать. А покамест прикажите внести деньги, чтобы пресветлый визирь мог перейти от бренной жизни к вечной.
— Гм! Ладно, пусть пока уплатят, а потом мы уж выясним, в чем тут дело.
Вернулись визири из печального сада Эюбского, выслушали историю Али, и она им, как видно, понравилась.
— А хорошо идет дело? — спросил, улыбаясь, самый старший сановник.
— Слава аллаху, хорошо.
— Платят люди?
— Платят. А почему им не платить?
— Отменно! Раз так, то оставим здесь все как есть, и я тебе выправлю сегодня же фирман. Только выплачивай казне то, что ей положено.
— А как же иначе? И если будет на то воля аллаха, я измыслю еще какое-нибудь честное жульничество на благо почтенных людей и всего мира.
Так устроили в Стамбуле таможню по дороге на тот свет.
М. Садовяну
«Митря Кокор»
Митря Кокор
Перевод Ю. Кожевникова
{31} 31 МИТРЯ КОКОР (MITREA COCOR) Повесть впервые опубликована в 1949 г. В 1950 г. Всемирный Совет Мира наградил автора за эту повесть «Золотой медалью мира». На русском языке впервые опубликована в 1950 г.
Глава первая
Как остался сиротой Митря Кокор из Малу Сурпат
На краю пустоши над рекою Лисой поселились крестьяне, — давно это было, лет сто тому назад. Назвали они село «Малу Сурпат {32} 32 Стр. 161. Малу Сурпат — обвалившийся берег (рум.).
», потому что Лиса прорыла там обрывистое русло и в бурное половодье обваливала крестьянскую землю, подмывая берег, на котором стояло село.
А пустошь мужики назвали «Дрофы».
Они говорили:
— Там у барина самая лучшая пшеница растет.
Часто со стороны степи в вышине плыли по ветру стаи тех птиц, от которых и получила она свое название.
— Ну, какая это пустыня? Сколько сел можно бы понастроить, да старый Мавромати оставил сыновьям наказ — никому не позволять там селиться. Дрофы — это золотое дно, да все богатство гребут господа, а мы живет в тесноте, гнием в бедности.
Летом выезжали крестьяне в поля, перебираясь через Лису по шаткому мостику, висевшему между обрывистыми берегами. Приближаясь к Воловьему колодцу, уже можно было почувствовать запах спелой пшеницы, доносившийся из Дроф.
— Как хлебушка белого хочется, — скажет, бывало, кто-нибудь.
Остальные смеются. Однажды кто-то посулил:
— Подожди, запашем мы пустошь, когда наступит второе пришествие!
Слова эти, еще неясные ему, услышал Митря Кокор, когда было ему лишь одиннадцать лет от роду. Засмеялся и он.
А ты чего смеешься? — спросила мать, обминая поудобнее солому рядом с ним в телеге.
— Да просто так.
— Когда не понимаешь, нечего скалиться.
— А я понимаю.
Отец правил парой караковых лошадей. Он повернул голову и ухмыльнулся:
— Митря башковитый, надо его в ученье отдать.
— По зубам ему лучше дать, чтоб не встревал, когда старшие говорят. — И мать хлопнула сына по губам. Митря проглотил слезы и умолк.
— Больше ничего не скажешь?
Митря упрямо наклонил голову и отвел в сторону черные злые глаза.
Женщина снова ударила его.
— Что ты бьешь его, Агапия? — обернулся отец.
— А ты смотри, как он глядит на меня, — сущий разбойник.
— Агапия, оставь парнишку.
— Не оставлю! Ты, Иордан, не мешайся, я над ним хозяйка. Попробует еще разок так на меня смотреть — шкуру спущу. Такими глазами и ты поглядывал когда-то, да я тебя обломала. Обломаю и Митрю.
Мужики из Малу Сурпат, щедрые на всякие прозвища, Агапию Лунгу {33} 33 Стр. 162. Лунгу — длинный (рум.).
звали Скурта {34} 34 Скурта — коротышка (рум.).
, потому что эта приземистая сварливая толстуха была Иордану только по плечо. А Иордана, из рода Лунгу, прозвали Кокор {35} 35 Стр. 162. Кокор — журавль (рум.).
за длинный с горбинкою нос и за то, что ходил Иордан ссутулившись. Был он человек добрый и тихий. Жена допекала его, помыкала им и в будни и в праздники. Даже на стул взбиралась, чтобы поближе пялить на него глаза. Он давно смирился, но Митря, с виду вылитый отец, унаследовал норов матери. В примэрии его записали по отцовскому прозвищу, так что звался он не Митря Лунгу, а Митря Кокор. А еще унаследовал он от отца привычку мрачно молчать и поглядывать на всех искоса. Иордан любил его, но Агапия измывалась над Митрей. Она говаривала:
Читать дальше