Михаил Садовяну - М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание

Лес стонал под напором ночного осеннего ветра. Люди ехали молча. Время от времени невесть откуда доносилось пение петухов, затем снова наступала тишина. Вот показался и двор вдовы, черный, словно куча угля.

Никола со своими спутниками как тени подкрались к стене; бесшумно спешились, закинули на стену веревочную лестницу, вскарабкались и перемахнули на ту сторону. Лошадей оставили снаружи, привязав к деревьям.

Тут вдруг послышались крики. Боярин Никола был не из трусливых. Он бросился к дому. Двери не заперты. Он — в коридор.

— Ага! — пробормотал он. — Теперь птичка попалась мне в руки.

Вдруг распахнулись двери, и волна света залила коридор. Боярин Никола и тут не струхнул и кинулся в покои. Но едва сделал он два шага, как на пороге показалась боярыня Султана — вся в белом, волосы распущены. Нахмурив брови, встала она на пороге и глядит на боярина.

Обезумел Никола. Так и подмывает его пасть на колени и целовать ноги боярыни — уж очень она хороша была. Да знает он, что, если станет на колени, посмеется она над ним. Бросился вперед, чтобы схватить ее.

— Стой! — вскричала боярыня Султана. — Я-то думала, это воры! Ага! Так это ты, сам боярин Никола!

И внезапно ятаган сверкнул в ее правой руке. Никола почувствовал сильный удар плашмя по голове. Остановился. Работники кинулись вперед, но один тотчас же с криком упал, весь в крови. Тут послышался шум, в коридор ворвалась челядь боярыни. Никола кинулся к дверям, за ним — четверо его спутников. Отбиваясь кинжалами направо и налево, выскочили они на двор.

И вот Никола уже на коне и удирает в Вултурешть.

Грустно слез он с коня, снова вошел в свой сад, снова сел на каменную скамью и схватился за голову.

— Горе мне, — шептал он скорбно. — Жалкий я человек! Что же мне делать? Что делать?

Так сидел он, задумавшись, в эту октябрьскую ночь. Только холодный ветер, дышавший изморозью, пробуждал его от забытья.

— Горе мне! Жалкий я человек! — И он уткнул лицо в ладони, а локтями уперся в колена. — Что за женщина! — в задумчивости шептал он снова и снова. — Какие глаза у нее! Господи, господи! Не оставь меня, сердце мое разрывается…

Долго сидел Никола забывшись. Наконец он встал, пошел в дом и все шепчет:

— Что за женщина! Какие глаза!

В доме он снова кликнул Василе:

— Ну, Василикэ, погубила она меня! Что за женщина, Василе… Душу мне обожгла, совсем меня убила! Что придумать? Не оставляй меня, Василе, получишь два золотых…

Василе поскреб башку да и говорит спокойно:

— Знаю, что с тобой случилось, хозяин. Удалая боярыня, ничего не скажешь. Дашь ты мне и пять золотых, даже шесть. Есть еще одно средство…

— Дам, дам, Василе, говори только. Ох, какие очи! Беда мне!

— Стало быть, ты дай мне семь золотых, — говорит Василе, — да надо будет дать еще семью семь, чтоб попала она тебе в руки. Не бойся, хозяин, это немного… Семью семь… Зато будет она твоя. Вот что: привезу я к тебе Козму Рэкоаре. Вот так же, как ты мне положишь на ладонь деньги, так и он тебе отдаст в руки боярыню Султану, точно так…

Боярин Никола немного струхнул, как услышал про Козму Рэкоаре, да потом вздохнул и говорит:

— Ладно!

На третий день явился Козма. Боярин Никола сидел в саду на каменной скамье под липой и пускал из чубука душистый дымок. Как увидел он молодца, так и застыл, вытаращил глаза. Козма шел не спеша, левой рукой ведя коня на поводу. На нем были высокие до колен сапоги с большими стальными шпорами. Нагрудник доходил до блестящего пояса. За плечами — ружье, на голове — черная баранья шапка. Шагал он спокойно, как всегда, насупив брови. Конь шел за ним, опустив голову.

Боярский управитель Василе подошел к каменной скамье и, почесывая в затылке, шепнул, ухмыляясь:

— Что скажешь, хозяин? Погляди-ка на него! Этот тебе самого черта доставит!

Боярин Никола не мог глаз отвести от Козмы. Молодец остановился и сказал:

— Пошли господь счастья!

— Спасибо, — ответил Василе. — И тебе дай бог счастья.

Боярин все молчал и молчал.

— Хм, — пробурчал Василе. — Пришел к нам, брат Козма?

— Пришел, — отвечает Козма.

— По нашему делу?

— Да…

Козма говорил неторопливо, угрюмо. Казалось, по лицу его отроду не пробегала и тень улыбки.

— А! Да! Так ты пришел, — заговорил боярин, словно очнувшись ото сна. — Пойди-ка, Василе, скажи, чтоб принесли нам кофе, и сейчас же возвращайся обратно.

— Пусть принесут одну чашку, — молвил Козма. — Я не пью.

Василе удалился, усмехаясь и оглядываясь на своего боярина.