Нодар Думбадзе: Я, Бабушка, Илико и Илларион

Преподаватель математики «Для меня Вашаломидзе — уравнение со ста неизвестными. Решить такое уравнение я не в силах».

Преподаватель химии : «Никакой реакции! Сидит и выматывает мне нервы. Это какой-то необычный лакмус: он никогда не краснеет!»

Преподаватель русского языка : «По-моему, он просто идиот».

Преподаватель географии : «Познания Вашаломидзе весьма не рельефны. Мальчик или аномальный, или истощенный».

Преподаватель истории : «Это скорее человек каменного века, чем цивилизованный представитель двадцатого столетия. Невозможно зафиксировать момент нахождения Вашаломидзе в состоянии покоя на уроке. Никакого прогресса. Вашаломидзе — позор для всего класса».

Школьный сторож : «Да что вы пристали к бедному ребенку? Если уж он такой дурак, как же вы его переводите из класса в класс?»

3авуч : «Тебя не спрашивают! Твое дело — приходить вовремя и звонить!»

Преподаватель грузинского языка (мой близкий родственник): «Я вас не понимаю! Можно подумать, что на этом Вашаломидзе свет клином сошелся! Да кто у вас в классе лучше его? Может, директорский сынок? Круглый пятерочник, а такого идиота я в жизни не встречал! Сидит на уроках, точно сыч в дупле».

Преподаватель физкультуры : «А почему ты ставишь ему пятерки?»

Преподаватель грузинского языка : «Попробуй не поставь!»

3авуч : «Замолчите!.. А ты что скажешь, Вашаломидзе?»

Вашаломидзе : «Учитель грузинского языка нрав».

3авуч : «Истукан! Не об этом спрашиваю! Что ты скажешь о себе?»

Вашаломидзе : «О себе? На этот раз простите, а в дальнейшем я исправлюсь!»

Наслушавшись подобных отзывов о собственной персоне, я усомнился было в своей нормальности и здоровье, но счастливый случай рассеял мои подозрения

Пришлось мне как-то целую неделю не ходить в школу — мотыжил кукурузу. А чтобы за пропуски занятий не исключили из школы, требовалась справка о болезни. В те времена в нашей деревне таких справок здоровым людям, к сожалению, не выдавали. Поэтому пришлось уложить меня на один час в постель и вызвать врача.

С утра меня морили голодом, чтобы придать моему лицу болезненную бледность, стянули голову полотенцем, и бабушка отправилась за врачом. Через полчаса врач осадил своего коня в нашем дворе.

— Что с тобой, парень? — спросил врач, присаживаясь ко мне на кровать.

— Умираю… — простонал я.

— Хорошо… А все же, что у тебя болит?

Признаться, такого вопроса я не ожидал и поэтому в испуге взглянул на бабушку.

— Все болит, — сказала бабушка.

— Волосы болят?

— Болят, — простонал я.

В это время в комнату вошли соседи — Илико и Илларион. Они знали о моей «болезни» и тут же вступили в разговор.

— Что-то в последнее время стал я замечать, ослабел наш мальчик, — сказал Илларион.

— Точнее…

— Точнее? Аппетит у него пропал. Прошлый раз насилу заставил мальчика съесть три тарелки лобио и один мчади. И ни куска больше!

— Да ну? — удивился врач.

— Тобой клянусь!.. Раньше, бывало, он съедал еще головку сыра, а в тот день как заупрямится — «не хочу да не хочу!». Дома, говорит, уже обедал.

— Это правда? — спросил меня врач.

— Правда, доктор. Как увижу лобио, сразу тошнить начинает.

— Мда… А как насчет жареного цыпленка с чесночной подливкой, или молодого сулгуни с мятой, или Целиком отварной курочки с эстрагоном, или, друг ты мой любезный, может быть, лучше рубец с острой приправой, или, скажем, усач и форель в ореховом соусе? Что скажешь?

— С ума сведет ребенка этот болван, — пробормотала бабушка. Илико не выдержал такого меню и, закашлявшись, выскочил на балкон. Илларион выдержал испытание и стал разглядывать фотографии в альбоме.

— Что еще болит у него? — спросил с улыбкой врач. Потом снял с моей головы полотенце и заботливо утер мне слюни.

— Еще… чихает! — ответил Илларион.

— А моча у него какая?

Тут и Илларион не нашелся, что ответить.

— Какая у него моча, Илико? — обратился он к вернувшемуся в комнату Илико. — Моча? — не растерялся тот. — В последнее время, прямо скажу, не нравится мне его моча.

— А раньше была хорошая?

— Изумительная!

— На что еще жалуешься, молодой человек?

— Хи-хи! — кашлянул Илико. — Еще он немного. того… — И он выразительно покрутил пальцем у своего виска.

Я понял, на что он намекал.

— Да?.. А ну, сколько это? — спросил врач и поднес к моему носу растопыренную пятерню.

— Семь! — сказал я и как можно глупее улыбнулся.