Нодар Думбадзе: Я, Бабушка, Илико и Илларион

— Бабушка-а-а!

Ответа нет. Я взбегаю по лестнице. Кругом тишина. Я захожу в комнату. В комнате полумрак, На кровати лежит бабушка. Я наклоняюсь к ней — она спит.

На цыпочках выхожу на балкон и вижу Илико и Иллариона.

— Здравствуйте! — улыбаюсь я им.

— Здравствуй! — вяло отвечают они.

— Что с вами?

— Вчера вечером ей стало плохо… Думали, не протянет до утра… Телеграмму получил?

— Какую телеграмму?

— Плохо ей было, умирала… — выдавил Илико, Я рванулся к двери. — Не ходи, пусть поспит…

Я покорно присел.

…Бабушка проспала до вечера. Вдруг она открыла глаза и уставилась на меня. Долго-долго смотрела, потом тихо спросила:

— Илларион, я во сне, или это на самом деле мой мальчик?

— Это я, бабушка! — сказал я и припал к груди бабушки.

— Приехал, дорогой? Сердце, наверное, почуяло? А ты как думал? Вот и мой черед настал… Илико, накормили ребенка?

— Накормили, Ольга.

— Вином угостили?

— Не захотел…

— Почему, сынок? Иди выпей. Для тебя оно…

Пей на здоровье… И угости соседей на моих поминках…

— Что ты говоришь, бабушка?

— Вот и подбородок уже задрожал… Эх ты, дурачок!.. Спета моя песенка… И правильно. Семьдесят три года — срок немалый… Хватит с меня… И все же, прости меня господи, не насытилась я жизнью… Таково, видно, сердце человеческое. Пожить бы еще немного…

— Полно, Ольга, да ты еще с десяток таких, как мы, переживешь, — попытался пошутить Илларион.

— Илларион Шеварднадзе, утри-ка сперва слезы, а потом шути… Окончил университет, сынок? — спросила она меня.

Я достал из кармана диплом и протянул бабушке. Она любовно погладила диплом, потом передала его Иллариону и попросила прочесть, Илларион прочел и вернул диплом. Бабушка долго молчала, по вискам ее тоненькой струйкой текли слезы. Потом она возвратила диплом мне и сказала:

— Теперь сядь и выслушай меня, сынок… Не дотяну я до утра, Благодарю бога, что он не дал мне умереть до твоего приезда. Завещания я не писала, но все, что видишь вокруг, — твое…

— Пропади все пропадом, если тебя не будет! воскликнул я и, рыдая, припал к постели бабушки.

— Пригодится, все пригодится, сынок… Ну, поплачь, поплачь. А как же? Внук должен оплакать бабушку… Ну, теперь хватит, хватит уже, сынок, — бабушка нежно погладила меня по голове. — Не теряй, сыночек, этих людей. Тобой живут Илико и Илларион. Люби их и всегда слушайся во всем…

Илико и Илларион, уткнувшись в стену, всхлипывали, как дети.

— Оставьте меня с моим мальчиком… — Илико и Илларион не сдвинулись с места. — Да выйдите вон, кривые черти! Слыханное ли дело — справлять панихиду по живому человеку?.. Мы остались вдвоем.

— Подойди ко мне, мой мальчик, хочу поцеловать тебя…

Я наклонился к бабушке. Она осыпала поцелуями мой лоб, волосы, глаза, лицо, руки, Потом привлекла к себе и долго не выпускала из объятий.

— Дай мне стакан вина!

Я подал ей молоко. Бабушка молча выпила его и сказала:

— А теперь налей мне вина…

Я налил. Бабушка взяла стакан, приподнялась на постели и простерла руки к потолку:

— Боже правый, боже всесильный, матерь божья, пресвятая дева Мария, вам поручаю я моего мальчика.. Храните и оберегайте его… Будьте его покровителями в беде… Продлите дни жизни его и его потомства… Аминь…

Бабушка отпила глоток вина и возвратила мне стакан. Потом спокойно сказала:

— Потуши свет и выйди…

Я повиновался. Когда спустя несколько минут я снова вернулся к бабушке, она уже не дышала. Я наклонился к ней и долго, долго всматривался в ее милое, дорогое лицо. Кто-то вошел в комнату и стал за моей спиной. Я слышал чье-то дыхание и чувствовал, что это дыхание всегда будет со мной, всю жизнь. Я не оглядывался, но знал, что это Мери, моя Мери, озарившая темную комнату светом. Потом я все же оглянулся. Оглянулся, чтобы увидеть этот свет и в его лучах моего Илико, моего Иллариона и мою бабушку…