Уильям Фолкнер - Притча

— Вы этого добиваетесь?

— Ну ладно, — сказал он и сел. Было двадцать две минуты первого; теперь дрожали не стены разборного домика, а воздух изнутри, в помещении. Вскоре, точнее, со временем, стрелки показали тринадцать часов, потом четырнадцать, грохот далекой канонады снизился до натужных звуков охотничьего рога, в западные окна заглянуло солнце: время шло к пятнадцати часам, эскадрилья превратилась в горсточку новичков, едва знающих, в какой стороне находится фронт, командовал ею человек, который был всего лишь жалким наблюдателем и даже это занятие оставил ради шахмат, — а остальные новички должны были принести из Англии ту же признательность, гордость, стремление и надежду… Тут он вскочил, было слышно, как тишина падает, словно жернов в колодец; все как один выбежали наружу, в оглушительную тишину, казалось, от нее, словно на большой высоте, могли лопнуть барабанные перепонки, потом даже и ее ужасающий грохот прекратился.

— Похоже, это конец, — произнес кто-то за его спиной.

— Конец? — выкрикнул он. — Война не кончена! Слышали, что сказал майор? И американцы тоже не выходят из войны! Думаете, Монаган (американец, один из летчиков звена В; всего за десять недель на его счету было уже три сбитых аэроплана и один, сбитый вместе с другим летчиком) выйдет? Даже если они выйдут… — И умолк, заметив, что все глядят на него спокойно и сдержанно, словно он был командиром звена; один спросил:

— Что ты думаешь, Левин?

— Я? — сказал он. — О чем? Спросите Колльера , подумал он. Теперь Колльер руководит этим детским садом ; и с горечью: Колльера . Этот лысеющий человек с пухлым, мягким лицом, не расстающийся с трубкой, в настоящее время был единственным английским властелином на этой квадратной полумиле французской земли, хранителем чести и гордости Англии, три года назад он наверняка принес во Францию (его, Колльера, как рассказывалось в эскадрильском фольклоре, в первые дни войны вышиб из седла пикой немецкий улан, он стал авиационным наблюдателем и в первую же неделю ухитрился как-то уцелеть при падении аэроплана, когда летчик был убит; с тех пор так и нося на погонах единственную звездочку и — как гласило предание — так ни разу и не закурив трубку, он был адъютантом эскадрильи) то же самое чувство, веру, голод — дело не в названии, — столь же нестерпимый и неутолимый, как его собственный, а потом утратил или навсегда отмахнулся от него, как отмахнулся и от войны, защищенный и неуязвимый в своей наземной работе, где его уже не могли терзать ни жажда победы, ни зуд доблести; он подумал: О да , Колльер а , — и закончил мысль, оборванную прекращением канонады: Он вышел из войны . Он давным-давно сдался и успел забыть, что ничего не утратил. Я слышал гибель Англи и , сказал он себе, потом произнес вслух:

— Думаю о чем? Об этом шуме? Ничего. Стрельба ведь так и звучит, разве нет?

— В пять часов генерал, командующий бригадой «Гарри Тейтов», подвез майора к самому крыльцу канцелярии. Перед заходом солнца на аэродром въехало два грузовика; он видел из своего домика, как пехотинцы в касках и с винтовками спрыгнули с них и выстроились перед канцелярией, а потом разошлись отделениями, и на закате патруль из командиров звеньев и их заместителей, которые вылетели в полдень вместо звена В, не вернулся, времени прошло в три раза больше, чем когда-либо продолжалось патрулирование или чем у «SE» хватало горючего. Он поужинал в столовой (майора там не было, однако он видел нескольких старших офицеров — в том числе и пехотного; он не знал», ни где они были, ни когда вернулись), половине из находящихся там, как он знал, ничего не было известно, что известно другой половине и насколько это ее заботит, он не знал; а после еды адъютант поднялся и объявил, не обращаясь к старшим:

— Вы не на казарменном положении. Только считайте, что почти всюду, куда бы ни вздумали пойти, появляться запрещено.

— Даже в деревне? — спросил кто-то.

— Даже в Вильнев-Блан, хотя это и не вертеп. Можете пойти с Левином и усесться за его книгу. Там ему и следует находиться. — Тут он снова сделал паузу. — Это касается и ангаров.

— Что нам делать в ангарах ночью? — спросил кто-то.

— Не знаю, — сказал адъютант. — Не знаю.

Все разошлись, но он продолжал сидеть, дневальные закончили уборку, потом подъехал автомобиль, но остановился не у столовой, а возле канцелярии, сквозь тонкую перегородку он услышал, как туда вошли люди, потом голоса: майора, Брайдсмена и командиров двух других звеньев, хотя ни один «SE» не приземлялся после наступления темноты.