Арчибальд Кронин - Цитадель

Он узнавал о существовании почечных порогов, мочевины крови, об основном обмене веществ, об ошибочности пробы на белок. И когда обрушился этот краеугольный камень его студенческих лет, он простонал вслух:

— Крис! Я ничего не знаю. Это меня убивает!

Практика отнимала весь день. Для занятий оставались лишь долгие ночи. Подбадривая себя черным кофе и мокрым полотенцем на голове, Эндрью упорно трудился, читая до рассвета. Когда же, наконец, измученный, валился па постель, он часто не мог уснуть. А порой, уснув, просыпался весь в поту от ночного кошмара, и голова его пылала, как в огне, от формул, научных терминов и какой-то идиотской мешанины французских слов, которые давались ему с трудом.

Он курил слишком много, терял в весе, осунулся. А Кристин была с ним, неизменно, безмолвно, не мешая ему говорить, чертить диаграммы, объяснять словами, от которых язык сломаешь, поразительные, необычайные, увлекательно-интересные избирательные функции почечных канальцев. Она не мешала ему кричать, жестикулировать, а когда нервы у него развинтились, то и осыпать ее оскорблениями. К одиннадцати часам, когда она приносила ему свежего кофе, у него появлялась потребность ворчать:

— Почему ты не можешь оставить меня в покое? Для чего мне это пойло? Кофеин — дрянной наркотик... Ты знаешь, что я себя убиваю, не так ли? И все это ради тебя. А ты настойчива. Ты, как тюремщица, входишь и выходишь, принося заключенному похлебку. Никогда я не получу этого проклятого звания. Сотни людей пытаются, его получить, работая в Вест-Энде Лондона, в больших клиниках, а я являюсь из Эберло, ха-ха! — истерический смех, — от милейшего Общества врачебной помощи! О Боже! Я так устал и уверен, что меня сегодня ночью вызовут на роды в Сифен-роу...

Кристин была более стойким борцом, чем он. Она отличалась душевной уравновешенностью, которая помогала им обоим переносить любой кризис. Она тоже была вспыльчива, но умела сдерживаться. Она вела себя самоотверженно: отказывалась от всех приглашений Воонов, перестала посещать концерты в зале Общества трезвости. Как бы плохо они ни спали, она неизменно вставала рано, одевалась аккуратно, и завтрак у нее поспевал как раз к тому времени, когда Эндрью сходил вниз, волоча ноги, небритый и с первой утренней папиросой в зубах.

Так прошло полгода. И вдруг неожиданно тетка Кристин, жившая в Бридлингтоне, заболела. Кристин получила от нее письмо с просьбой приехать. Показывая это письмо мужу, она сразу же объявила, что не может его оставить. Но Эндрью, угрюмо согнувшись над своей ветчиной, пробормотал:

— А я хочу, чтобы ты поехала, Крис. Я буду заниматься лучше без тебя. В последнее время мы начали действовать друг другу на нервы. Ты меня извини... но это будет самое лучшее.

И в конце недели Кристин неохотно уехала. Не прошло и суток с ее отъезда, как Эндрью понял свою ошибку. Без нее жизнь стала мучением. Дженни, несмотря на то, что делала все по подробно разработанной Кристин инструкции, постоянно его раздражала. Но настоящей причиной этого раздражения была не стряпня Дженни, не остывший кофе, не плохо постланная постель — причиной было отсутствие Кристин, сознание, что ее нет в доме, невозможность кликнуть ее, тоска по ней. Он ловил себя на том, что теряет напрасно целые часы, тупо глядя на книги и думая о жене.

Через две недели она известила его телеграммой, что возвращается. Эндрью бросил занятия и стал готовиться к ее приезду. Все казалось ему недостаточно хорошо, недостаточно нарядно для того, чтобы отметить их свидание. Времени у него оставалось немного, но он быстро все обдумал и поспешил в город за покупками. Прежде всего купил букет роз. В рыбной лавке Кендрика ему посчастливилось найти свежего омара, только этим утром пойманного. Он поторопился купить его, боясь, как бы миссис Воон (для которой Кендрик в первую очередь оставлял такие деликатесы) не позвонила и не предупредила его. Потом он купил большой запас льда, сходил к зеленщику за салатом и, наконец, с трепетом заказал бутылку мозельвейна, за качество которого ручался Ламперт, хозяин бакалейной лавки на площади.

После чая он отпустил Дженни, потому что чувствовал на себе любопытные взгляды ее юных очей. Когда она ушла, он принялся за работу: с любовной старательностью приготовил салат из омара; цинковое ведро, принесенное из чулана, наполнил льдом и поставил туда вино. Цветы причинили ему неожиданное затруднение, так как Дженни заперла шкаф под лестницей, где хранились все вазы, и спрятала ключ. Но Эндрью справился и с этим затруднением, поставив часть роз в кувшин, а остальные — в стаканчик для зубной щетки из туалетного прибора Кристин. Это внесло даже некоторое разнообразие.