Арчибальд Кронин - Цитадель

Именно потому, что он едва выносил доктора Оксборро, он обратился к нему первому:

— Пейте, Оксборро. В погребе найдется еще.

— Спасибо, Мэнсон. — Голос евангелиста звучал суховато. — Я не употребляю алкоголя ни в каком виде. Это против моих принципов.

— Господи, твоя воля! — сказал Кон сквозь пену на усах.

Начало не предвещало ничего доброго. У Медли, жевавшего сэндвичи, глаза все время были начеку, лицо же сохраняло застывшее выражение тревоги, как у всех глухих. Но пиво уже начинало разогревать природную воинственность Экхарта. В течение нескольких минут он пристально смотрел на Оксборро и вдруг выпалил:

— Раз я уже нахожусь и вашем обществе, доктор Оксборро, быть может, вы найдете возможным объяснить мне, каким образом Тюдор Ивенс, с Глин-террас, номер семнадцать, попал из моего списка в ваш?

— Я что-то не припоминаю такого больного, — хладнокровно сказал Оксборро, соединяя кончики пальцев.

— Зато я помню! — разразился Экхарт. — Это один из тех больных, которых вы у меня украли, ваше медицинское преподобие! И больше того...

— Господа! — закричал в ужасе Эндрью. — Позвольте! Позвольте! Как же мы сможем добиться чего-нибудь сообща, если будем ссориться между собой? Не забывайте, зачем мы здесь собрались.

— А зачем собственно мы здесь собрались? — спросил Оксборро капризно. — Мне нужно к больному.

Эндрью, с серьезным и напряженным выражением лица, стоя на коврике перед камином, пытался овладеть положением.

— Вот в чем дело, господа. — Он тяжело перевел дух. — Я самый молодой из вас и работаю здесь недавно, но я надеюсь, что вы извините мою смелость. Может быть, именно потому, что я здесь новый человек, мне некоторые вещи виднее... вещи, с которыми вы мирились слишком долго. Прежде всего, я полагаю, что принятый здесь порядок в корне неправилен. Мы впрягаемся в работу, как наемные клячи, лечим кое-как, допотопными способами, как будто мы обыкновенные городские или деревенские лекари, конкурирующие между собой, а не члены одного медицинского общества, которым предоставлена чудесная возможность дружно работать. Сколько я ни встречал врачей, все они клянут свою участь, называя ее собачьей. Каждый из них вам скажет, что он работает, как вол, валится с ног, не может урвать для себя свободной минуты, нет времени пообедать, вечно спешит на вызовы! А почему это так? Потому что никто из людей нашей профессии не пытается создать среди нас какую-то организованность. Я бы мог привести вам десятки примеров, но возьмем хотя бы один: ночные вызовы. Все мы ложимся спать каждый вечер, боясь, что нас вот-вот поднимут с постели и позовут к больному. Мы не знаем спокойных ночей только уж потому, что нас могут разбудить каждую минуту. А что, если мы будем уверены , что нас не могут вызвать? Если мы для начала организуем кооперативную систему ночной работы? Один врач будет брать на себя все ночные визиты одну неделю, а затем будет три недели свободен от всяких ночных визитов, и так каждый по очереди будет дежурным. Не замечательно ли это? Подумайте, какими бодрыми и свежими мы будем приступать утром к работе...

Он остановился, заметив, что у всех безучастные лица.

— Ничего не выйдет! — отрезал Экхарт. — Черт возьми, да я скорее согласен вставать каждую ночь, чем доверить хоть одного своего больного старому Фоксборро. [19] Игра слов. Экхарт называет Оксборро — Фоксборро, так как «фокс» означает «лиса», а «борроу» — «брать взаймы». Ха-ха! Если он берет взаймы, он никогда не отдает!

Эндрью торопливо вмешался:

— Оставим пока этот вопрос — во всяком случае до следующего собрания, раз мнения наши расходятся. Но есть и другой вопрос, который не вызовет разногласий. Для того чтобы его решить, мы и собрались сегодня. Это вопрос об отчислении пятой части нашего заработка в пользу доктора Луэллина.

Он остановился. Все смотрели на него, заинтересованные, так как дело касалось их кармана.

— Мы все согласны, что это несправедливо. Я говорил с Оуэном. Он заявляет, что это не касается комитета, что это добровольное соглашение между врачами.

— Он прав, — бросил Экхарт. — Я помню, когда это постановили. Девять лет тому назад у нас тут было два злосчастных неуча: один работал в Восточной амбулатории, другой — в моем участке. Они очень часто обращались к Луэллину за советами насчет своих больных. И вот в один прекрасный день он всех нас созвал и объявил, что не может даром терять время и мы должны как-нибудь его вознаграждать за это. Так оно началось. И так продолжалось все время.