Генри Грин - Возвращение «Back»

— Можно тебя попросить? — тихо сказала она. Он молчал. — Не уезжай в Лондон. Ты не успеваешь к последнему поезду. Ложись, пожалуйста, на диване. Там тебе будет удобно.

Он напряг спину и ей показалось, он вот-вот откажется.

— Будь другом, Чарли, пожалуйста. Тебе завтра не идти на работу.

И он решил, так тому и быть. Раз она просит, значит придет.

— Хорошо, — сказал он и прочистил нос.

— Спасибо, — она поняла, что обрекает себя на еще большие неприятности. — Прости, мне пора возвращаться к старикам, но я к тебе спущусь и раздобуду что-нибудь перекусить. И не забудь, ты никуда не едешь, слышишь? И чтоб сидел на месте.

Наступило молчание. И он решился. И, даже не смея надеяться прочесть в ее глазах то, на что и не дерзал рассчитывать, повернулся. И понял, что один. И больше не знал, что подумать. Зато уже решительно знал, чего хотел.

Он увидел кошку. Она неожиданно, точно призрак, возникла в его ногах и глядела на него страшными глазами. Чарли, на всякий случай, отвернулся. Но кошка, решив по-своему, запрыгнула к нему на колени и тяжело легла, громко урча всеми своими котятами. Он невольно погладил ее по спинке — следуя всего лишь обыкновенному порыву — так же, как — если бы он только знал — приблизительно час назад его поцеловала девушка. С той разницей только, что девушка та ревновала.

Кошка линяла и, вот тебе раз, все пальцы теперь были в шерсти. Ему захотелось встать и сполоснуть руки. Но он даже боялся пошевелиться из-за этого чудовища. Но нет же, думал он, все-таки этот поцелуй неспроста; и он определенно что-то значит; наверняка это к чему-то; вроде за людьми не водятся такие игры; Дот — не в счет; там все было из-за его нерасторопности; Нэнси права, он копуша; да, но сейчас-то куда бежать сломя голову? Она же сама отвернулась; тогда зачем так уговаривала его остаться? И он вообще перестал что-либо понимать.

И что за ночь такая? Вечно ему везет как утопленнику. Сначала у старика удар — и это, когда у него вроде бы что-то начинает складываться. Но, видимо — и тут поразительная догадка осенила его, — такова жизнь: просто за одним кризисом обязательно следует другой кризис; ведь иначе, не случись у старика рецидива, не было бы никакого поцелуя (и пусть они тогда не знали, неважно); и потом, не окажись этих ужасных последствий, — и тут он, в сущности, как в воду глядел, — его бы не пригласили заночевать. Однако, несмотря ни на что — а точнее, на самого себя, — он стал питать надежды.

Но с другой стороны, — думал он, — допустим, она сама захочет — у них все равно ничего не получится; эта миссис Грант начнет всю ночь ходить туда-сюда по дому; и ни на минуту не оставит их одних; но в таком случае Нэнс не оставила бы его ночевать; а следовательно, у нее есть план; и она наверняка что-нибудь придумает; короче — заключил он — лучше полагайся на женщину.

И тут в гостиную вошел врач.

— Печально, печально, — провозгласил он.

— Оно верно, — согласился Чарли. Он отлично владел собой: — То есть вы подразумеваете, что он…

Но война научила его, что смерть в своей постели — благо, тогда как смерть в пути — к дороге в ад.

— Может быть, может быть… Причем, в любую минуту. Скажите, голубчик, а вы ведь не родственник, верно?

— Нет, — Чарли насторожился.

— Вы, полагаю, остаетесь?

— Так точно.

— В таком случае, позаботьтесь, что бы они хорошенько выспались. И спокойной вам ночи.

Спокойной? Выспались? Да он издевается.

Но, вспомнив, что наверху старик одной ногой в могиле, устыдился.

И, почувствовав, что необходимо срочно действовать, встал, вышел на кухню и решительно принялся мыть тарелки.

Миссис Грант сидела у изголовья неподвижного, как крокодил, мистера Гранта и с замиранием в сердце прислушивалась к его дыханию.

— Мама, он остается, — шепнула ей мисс Витмор. — Я постелю на диване.

Миссис Грант не ответила. Нэнс вытащила пару старых одеял, которыми — если бы она только знала — до свадьбы укрывалась Роза, и спустилась вниз.

Увидав, что гостиная пуста, она перепугалась. И решила, что пташка улетела. Конечно, его можно понять, вздохнула она. Вдруг из кухни донеслись звуки. Воры, — подумала Нэнс, — бедный отец, почему все должно свалиться в одну ночь? Она на цыпочках прокралась в коридор и заглянула в щелку. И чуть не прослезилась, увидав, кто помогает им в этот час.

Она бесшумно вернулась. И, пока стелила, поймала себя на том, что делает это с каким-то особым умилением и даже ликованием, он и эти грязные тарелки, как это хорошо, «ты становишься совсем сентиментальной, девочка», сказала она себе.