Саша Гитри - «Мемуары шулера» и другое

Наш план был прост как дважды два: пригласить на ужин какую-нибудь хорошенькую женщину, актрису.

Да-да, только одну: и пусть в конце трапезы она сама сделает выбор.

Актрису — но какую?

Уж в чём в чём, а в выборе у нас недостатка не было.

Я знал их всех: и Джейн Хэйдинг, и Андре Мегар, и Лавальер, и Жермен Галлуа...

— Все они играли тем вечером. Стало быть, вперёд! И начнём с...

Не стану называть её имени. Но могу поклясться, идея отужинать в моём обществе рассмешила её не на шутку.

Когда я сказал ей:

— Мадам, имею честь спросить вас, не окажете ли вы любезность отужинать с моим другом Коленом и со мной.

Она только произнесла «Что-что?» — но как красноречиво! Это «что-что?», сопровождаемое взрывом хохота, вполне недвусмысленно означало: «Нет, вы только поглядите на этого дерзкого молокососа, совсем дурачок!»

Результат нашей второй попытки оказался ничуть не лучше. Третьей тоже. Тогда, разочаровавшись в актрисах, у которых, по нашему разумению, явно не хватало фантазии, мы отправились в Мулен-Руж. То было время, когда там процветала знаменитая четвёрка: Ла Гулю, Грий д’Эгу, — не припомню уже, как звали третью — и Мелинит, восхитительная Жан Авриль. Одна из них пленила нас больше других. И я, набравшись нахальства, попытался взять её на абордаж. Это случилось между двумя танцами, она с трудом переводила дыхание и была в дурном расположении духа. На моё приглашение пойти с нами поужинать даже не улыбнулась, было ясно, подобная перспектива ей ничуть не улыбалась, и, окинув меня взглядом, в котором сквозило неприкрытое презрение, ответила:

— Ладно, может, сегодня... если никого другого не подвернётся.

В час ночи мы — она и мы с Коленом — пересекли площадь Бланш. Мы пребывали в состоянии неописуемой гордости — само собой, не она, а мы с Коленом. Она же по-прежнему пребывала в весьма дурном расположении духа. Пятью минутами позже мы уже были на втором этаже ресторана, который находился прямо напротив Мулен-Ружа — в салоне! Мы ужинаем с женщиной, в отдельном кабинете! Но наша радость была несколько омрачена. Дама сердца была явно не в духе. Острые, туго обтянутые кожей скулы, огромные, обведённые кругами, потрясающие глаза, которые, казалось, занимали всё лицо, чрезмерный макияж — чистый Лотрек, который, кстати сказать, её и увековечил. Вялая, скучная беседа, в которой она не выказывала ни малейшего желания принимать хоть какое-то участие. Полусухое шампанское и ломоть ветчины. Мы с Коленом принялись болтать между собой.

— Послушай-ка, ты бы попросил папашу, может, достанет нам пару билетов на утренний воскресный спектакль в театр «Жимназ».

— А что, папаша у тебя из актёров, что ли? — рассеянно, без всякого интереса поинтересовалась она.

— Да, он актёр, — признался я.

— И как же его зовут?

— Люсьен Гитри.

— Так ты сынок Гитри? — подпрыгнула от удивления она.

— Ну да.

— А что это, интересно, ты делаешь в городе, в такой-то час?

— Дело в том, что я...

— Неужели вы оба не учитесь в коллеже?

— Нет, вообще-то мы в коллеже, просто удрали...

— И ты подцепил себе в Мулен-Руже первую встречную бог знает какого поведения, с которой даже и знаком-то не был? Видно, не знаешь, чем рискуешь!.. Подумать только, родители ничего не жалеют, только бы дать детям самое лучшее воспитание... а они вот что вытворяют!.. А теперь вы оба, если хотите доставить мне удовольствие, быстренько доедите свою ветчину... и немедленно вернётесь к себе в пансион!

И она самолично доставила нас прямо до дверей пансиона Марьо, прежде удостоверившись, что мы не удерём куда-нибудь ещё.

Не могу вам сказать, с кем всё это приключилось. Но, с другой стороны, не могу удержаться и не поведать вам про это похождение.

Жил-был юноша лет пятнадцати от роду, который делал вид, будто учится в пансионе, что находился где-то в районе парка Монсо. Главный вход в пансион был с улицы, но позади был небольшой садик, решёткой выходящий на параллельную улочку. Вот через эту самую решётку упомянутый юноша и удирал каждые два-три дня.

И куда же он направлялся?

Он шёл на улицу Шазель к одной очаровательной особе, с которой несколько дней назад свёл знакомство в Ледовом дворце. Эта самая восхитительная особа имела привычку прогуливаться совершенно голой, прикрывая наготу одной только шубкой из выдры. Она полагала, что это чрезвычайно упрощает переговоры. Итак, наш герой частенько наведывался к ней в гости. Директор школы, почуяв недоброе, стал не спускать с него глаз, и даже однажды выследил, когда он направлялся к упомянутой выше дамочке. Убедившись в безнравственном поведении своего подопечного, он счёл своим долгом довести это до сведения родных. Дед провинившегося юноши пришёл в благородное негодование. Он был писателем.