Эптон Синклер - Джунгли

В начале зимы у семьи хватало денег на жизнь и даже оставалось немного для расплаты с долгами, но когда недельная получка Юргиса сократилась с девяти-десяти долларов до пяти-шести, они уже ничего не могли откладывать. Зима кончилась, наступила весна, а они жили все так же, кое-как перебиваясь со дня на день, и только их жалкий заработок стоял между ними и голодной смертью. Мария пришла в полное отчаяние, потому что о возобновлении работы на консервной фабрике ничего не было слышно, а ее сбережения подходили к концу. Она отказалась от всякой мысли о скором замужестве: семья не могла обойтись без нее. А с другой стороны, она боялась стать обузой для семьи, потому что, когда у нее выйдут все деньги, им придется кормить ее даром, выплачивая таким образом свой долг. Юргис, Онна и тетя Эльжбета засиживались до поздней ночи, мучительно высчитывая, как протянуть до весны.

Жизнь поставила их в такие жестокие условия, что у них не было, да и не могло быть ни минуты передышки от забот, ни минуты, свободной от мысли о деньгах. Не успевали они выкарабкаться из одной беды, как на них уже наваливалась другая. К физическим тяготам присоединялось душевное напряжение: день и ночь их преследовали заботы и страх. Они влачили жалкое существование, которое нельзя было назвать жизнью, и чувствовали, что платят за него слишком дорогую цену. Они готовы были работать круглые сутки, а когда люди делают все, что могут, разве не дает это им права на жизнь?

Казалось, не было конца неожиданным расходам и непредвиденным случайностям. Однажды водопроводные трубы замерзли и лопнули, а когда их по неведению отогрели, весь дом залило водой. Это случилось в отсутствие мужчин, и бедная Эльжбета, с криком выскочив на улицу, стала звать на помощь, так как она даже не знала, можно ли остановить потоки воды, или беда совсем непоправима. Беда действительно была велика, потому что водопроводчик потребовал семьдесят пять центов в час себе и столько же своему товарищу, бесцельно слонявшемуся по кухне, и включил в счет время, потраченное на ходьбу туда и обратно, стоимость всевозможных материалов и дополнительные расходы. А затем, когда в январе они принесли очередной взнос за дом, агент привел их в ужас, спросив, позаботились ли они о страховке. В ответ на их недоуменные расспросы он показал в купчей пункт, гласивший, что они обязаны застраховать дом в тысячу долларов, как только истечет срок существующего страхового полиса, а это должно было случиться через несколько дней. Бедная Эльжбета, которая первой приняла на себя и этот удар, спросила, сколько же им надо платить. «Семь долларов», — ответил агент. А вечером к нему пришел Юргис, исполненный мрачной решимости, и попросил его сделать милость и сообщить раз навсегда, какие еще расходы им предстоят.

— Купчая уже подписана, — сказал он с насмешкой, характерной для его теперешних взглядов на жизнь. — Купчая подписана, поэтому вы ничего не выиграете, продолжая играть с нами в прятки.

И Юргис посмотрел этому субъекту прямо в глаза; тогда тот, не тратя времени на пустые возражения, прочел ему купчую. Они были обязаны ежегодно возобновлять страховой полис, платить налоги — около десяти долларов в год; платить за воду — около шести долларов в год (Юргис тут же мысленно решил выключить водопровод). Надо прибавить еще проценты на ежемесячные взносы в погашение долга, и это все, если только городские власти вдруг не решат проложить канализацию или устроить тротуары. Да, сказал агент, хотят они того или не хотят, но если этого потребуют городские власти, им придется согласиться. Канализация обойдется им в двадцать два доллара, а тротуар, если деревянный — в пятнадцать, а если цементный — в двадцать пять.

Юргис вернулся домой даже успокоенный: во всяком случае, теперь он знал самое худшее, и его больше не ожидали никакие сюрпризы. Он понимал, что их ограбили, но раз уж они попались, назад дороги не было. Они могут идти только вперед, бороться и победить, потому что о поражении было страшно подумать.

Когда пришла весна, они избавились от мучительного холода, и это уже много значило; правда, они рассчитывали еще сэкономить деньги, которые раньше тратили на уголь, но как раз к этому времени Мария перестала вносить свою долю. Однако у весны тоже была своя оборотная сторона, как, по-видимому, у каждого времени года. Начались холодные дожди, превратившие улицы в болота и трясины; грязь была так глубока, что фургоны увязали по ступицу, и шесть лошадей не могли их вытащить. Разумеется, добраться до боен, не промочив ног, было невозможно. Плохо одетым и обутым мужчинам приходилось тяжело, но еще больше страдали женщины и дети.