Эптон Синклер - Джунгли

— Что же с тобой случилось? — спросил он.

— Я отделал одного негодяя, — сказал Юргис, — а теперь от меня требуют пятьсот долларов залога.

— Я это улажу, — ответил Гарпер, — но тебе придется заплатить несколько долларов. А за что ты его?

— Он когда-то поступил со мной очень подло, — ответил Юргис.

— Кто это?

— Один мастер у Брауна, по крайней мере был раньше. Его зовут Коннор.

У Гарпера вытянулось лицо.

— Коннор! — воскликнул он. — Неужели Фил Коннор?!

— Да, а что?

— Господи, помилуй! Тогда ты влип, дружище. Я тебе ничем не смогу помочь!

— Почему?

— Да ведь это одни из самых близких людей Скэлли — он член Лиги Боевого Клича, и его хотели выставить кандидатом на выборах! Фил Коннор! Угораздило же тебя!

Юргис молча понурил голову.

— Он может засадить тебя в Джольет надолго, если захочет, — заявил Гарпер.

— Нельзя ли устроить так, чтобы Скэлли выручил меня, прежде чем узнает все подробности? — спросил, наконец, Юргис.

— Скэлли нет в городе, — ответил Гарпер. — Я даже не знаю, где он, — удрал куда-то от стачки.

Получилась действительно скверная история. Бедный Юргис был совсем ошеломлен. Его протекция столкнулась с другой, более сильной, и дело было плохо.

— Но что же мне делать? — растерянно спросил он.

— А я почем знаю? — был ответ Гарпера. — Я даже не могу взять тебя на поруки — это погубит меня на всю жизнь!

Снова настало молчание.

— А может, все-таки возьмешь? — попросил Юргис. — Как будто ты не знаешь, кого я ударил.

— Но чем это тебе поможет на суде? — спросил Гарпер.

Он погрузился в раздумье и, наконец, сказал:

— Тут ничего не поделаешь — разве только вот что: я мог бы добиться уменьшения залога. Ты можешь внести его и смыться.

— Сколько же это будет? — спросил Юргис после более подробных разъяснений Гарпера.

— Не знаю, — ответил Гарпер. — А сколько у тебя есть?

— У меня отложено около трехсот долларов.

— Ну, что же, — сказал Гарпер, — не могу обещать, но постараюсь вытащить тебя за эти деньги. Из дружбы к тебе я готов рискнуть; мне не хотелось бы, чтобы тебя года на два упрятали в тюрьму штата.

Юргис вытащил зашитую у него в брюках банковскую книжку и подписал составленный Гарпером ордер на всю имевшуюся на счету сумму. Потом приятель Юргиса ушел, получил деньги и, поспешив с ними в суд, объяснил судье, что Юргис человек порядочный и приятель Скэлли и что на него напал забастовщик. В результате залог был уменьшен до трехсот долларов, и Гарпер внес его от своего имени. Но он не сказал этого Юргису, как не сказал и того, что, когда настанет время суда, ему, Гарперу, нетрудно будет предотвратить конфискацию залога и прикарманить триста долларов, как компенсацию за риск поссориться с Майком Скэлли. Юргису он сказал только, что тот свободен и что ему лучше всего как можно скорее убраться подальше. И Юргис, обрадованный и благодарный, взял последние доллар четырнадцать центов со своего банковского счета, присоединил их к двум с четвертью долларам, оставшимся от недавнего ночного кутежа, сел в трамвай и уехал на другой конец Чикаго.

Несчастный Юргис снова стал отщепенцем и бродягой. Он был искалечен — искалечен, как зверь, лишившийся своих когтей, или вырванная из раковины улитка. У него было сразу отнято то таинственное оружие, которое облегчало ему жизнь и позволяло действовать, не заботясь о последствиях. Он больше не мог требовать работы, когда нуждался в ней, не мог безнаказанно воровать и должен был разделять участь толпы. Хуже того, ему приходилось прятаться, ибо иначе он был обречен на гибель. Старые товарищи выдали бы его, чтобы выдвинуться, и заставили бы его расплачиваться не только за собственные, но и за чужие проступки. Так по крайней мере поступили с одним бродягой после нападения на «оптового покупателя», совершенного Юргисом и Дьюаном.

Еще одно обстоятельство отягчало положение Юргиса, Он привык к своей новой жизни, и возвращение к прежнему было очень тяжело для него. Раньше, оставшись без работы, он бывал доволен, если мог укрыться на ночь от дождя где-нибудь в подъезде или под фургоном и если ему удавалось раздобыть пятнадцать центов в день на еду. Но теперь у него было множество других потребностей, и он страдал оттого, что не мог их удовлетворить. Время от времени ему необходимо было выпить — выпить ради самой выпивки, независимо от сопровождавшей ее еды. Жажда виски была так сильна в нем, что подавляла все другие соображения; он должен был выпить, хотя бы ему пришлось расстаться с последней монетой и голодать потом весь день.