Торнтон Уайлдер - День восьмой

Он положил палец на страницу и понизил голос.

— Здесь есть имена людей, о которых Библия говорит нам дурное. Не кажется ли вам это странным? Мы с вами в неведении своем сказали бы, что мужчины и женщины, столь близкие к родившим Мессию, наверно, были чисты и безгрешны. Но нет! Бог строит по-своему. Он может употребить камень, который обыкновенные строители отбросили бы. Есть старинное изречение: «Неисповедимы пути, коими бог творит чудеса свои». Вам оно знакомо?

— Да, Дьякон.

— Человеку не дано постигнуть эти пути. Бог непостижим. Нет ничего наивнее, нежели представлять себе бога в образе человеческом. — Он махнул рукой в сторону Коултауна. — Как это делают там. Нам, людям, его пути часто кажутся жестокими или смешными. — Он перевернул страницу назад. Открылась новая гравюра. — Вот родословное древо Христа от Адама до Иессея. Когда Сарре — вот она! — было сказано, что она родит сына, она смеялась. Она была старухой. И она родила Исаака — что означает «смех». Библия — это история семьи, из которой вышел Мессия, но это лишь одна Библия. А семей таких много, только их библии никогда не были написаны.

Пауза. Дьякон опустил глаза. Своей палкой он поддел угол коврика у себя под ногами — приоткрыв на миг путаницу узлов и незакрепленных нитей.

— Может ли быть, что ваша семья отмечена знаком ? Может ли быть, что среди ваших потомков явится новый Мессия — завтра или через сотни лет? Что уже назревают предвестия этого? Ваш отец выстрелил из ружья; человек, находившийся близ него, упал мертвым, но ваш отец не убивал этого человека. Непостижимо. Ваш отец и пальцем не шевельнул, чтобы спастись, однако, он был спасен. Непостижимо. Ваш отец говорил, что у него не было друзей, однако, друзья спасли его. Ваша мать не выходила из дому после случившегося; у нее не было денег; несчастье ошеломило ее. Но дитя, никогда не державшее в руках долларовой бумажки, не дало погибнуть семье. Непостижимо, а? Ваша прабабушка обратилась к вам из могилы через вашего отца. Отец ваш был прав, когда писал: нет счастья, равного сознанию того, что в общем переплетении судеб, подчиненном замыслу божьему, тебе назначена своя роль. — Он снова указал рукой на Коултаун. — Там бродят во мраке. Если бы нам потребовалось описать ад, мы сказали бы, что это место, где нет надежды и где ничто не может измениться: рождение, вскармливание, размножение и смерть — все повторяется словно на огромном вертящемся колесе. Есть такая муха — она живет, откладывает яйца и умирает — все за один день — и от нее не остается ничего.

Он поднял голову и многозначительно посмотрел в глаза Роджеру.

— Может ли быть, что именно этой стране суждена такая великая участь — этой стране, причинившей столько зла моим предкам? Пути господни неисповедимы. Я не берусь ответить на все эти вопросы.

Он взял письмо Джона Эшли и вложил его в Библию.

— Возможно, я заблуждаюсь. Возможно, я повинен в грехе нетерпения. Я читал, что людям, которые умирают от голода и жажды в пустыне, мерещатся источники и фруктовые деревья. Вы об этом читали?

— Да, Дьякон.

— Вы знаете, как называются эти ложные надежды?

— Миражи, Дьякон.

— Возможно, и эта семья и эта Америка — миражи моих старых глаз. Или моего нетерпения. Есть другие страны и другие «родословные древа», о которых я ничего не знаю. Достаточно четырех или пяти таких за пять тысяч лет, чтобы поселить надежду… Я показал вам письмо вашего отца не для того, чтобы наставить вас словами совета, ободрения или порицания, мистер Эшли, а для того, чтобы в этот великий час разделить с вами радость торжества. Благодарю вас за ваш приход.

Спустилась тьма. Миновав последний дом поселка, Роджер бегом побежал вниз. Он спотыкался; он падал; он пел. За ужином он внимательно вглядывался в лица своих домашних и обитателей пансиона. Он недавно читал Лукреция; кто еще здесь знает об «огненной ограде мира»? Мисс Дубкова, подумал он. Софи видела ее, но, пожалуй, не видит больше. Доктор Гиллиз, возможно, тоже.

После ужина он напомнил матери о своем обещании погулять с Констанс и зайти в «Сент-Киттс».

— Постой, — сказала она и принесла из кухни коробку со своими знаменитыми имбирными пряниками и марципаном.

— Куда ты хочешь пойти, Конни?

— Мне больше всего нравится на Главной улице.

Они четыре раза прошли улицу из конца в конец. Конни сказала, что ей разрешают ходить по ягоды, но на Главной улице она обещала не показываться. Она рассказала ему обо всех, с кем познакомилась на фермах и в хижинах на склоне горы.