Кнут Гамсун - А жизнь идет...

Август, хотя это касалось его одного, ничего не сказал. Черномазое лицо цыгана побледнело, губы его дрожали. Когда Август проиграл, все закричали:

— Но ведь это жульничество! Вам бы следовало пересдать и принять и нас в игру. Ты вытащил валета и сбросил семёрку, — сказали они цыгану.

— Я выиграл бы и без валета, — ответил цыган.

Они некоторое время пререкались. Август молча заплатил проигрыш. Игра окончилась.

Один из торговцев, уходя, попробовал было стащить колоду. Август остановил его:

— Давай сюда карты!

— Ты же сказал, что они не твои!

— Давай сюда карты! — повторил Август.

Всякие случайности, раздоры из-за пустяков, но они продолжали играть по вечерам. Приходили новые люди, явился и Иёрн Матильдесен. У него никогда не было ни копейки, но Август дал ему крону и велел сторожить под окном, а если покажется кто из рабочих, то постучать по стеклу. Инстинкт и опыт подсказывали ему, что нельзя играть со своими рабочими.

Август проигрывал, выигрывал и проигрывал снова. Иногда ему приходилось выкладывать даже крупные суммы, но он и вида не показывал, что это ему неприятно. Наоборот, казалось, что эти вечера с карточной игрой веселят его. Недавно ему пришли в голову ещё два адреса для почтовых извещений за границу, и чёрт знает сколько они стоили. Тут оказалось, что от его денег остались сущие пустяки. А на что ему эти пустяки? Что с ними делать? Оставалось только проиграть их в карты.

Раз после ужина он зашёл к доктору, где его приняли, обласкали и угостили. Доктор Лунд говорил уже с окружным судьёй о деньгах Августа в Полене, может быть, они помещены в банк в Будё или в Троньеме, об этом решено было узнать.

— Ты действительно счастливец, если в наше время деньги валятся тебе прямо с неба.

— Сколько же их может быть? — спросил Август.

Доктор этого не знал, а фру слышала только разговоры о крупной сумме в своей родной деревне.

Август разговорился с фру о живых и умерших односельчанах; изредка она получала письма от матери из Полена и могла порассказать кой о чём.

Он спросил об Эдеварте.

— Какой Эдеварт?

— Эдеварт Андреасен, вы же знаете.

Но ведь он же умер двадцать лет тому назад, а Август ни о ком ничего не знал! Эдеварт поехал на Север, чтобы догнать его, Августа, не допустить его бегства. Один на один с западным ветром. И погиб. Он взял тогда почтовую лодку. Это было, по крайней мере, пятнадцать лет назад.

Август долго молчал, погружённый в свои мысли, потом сказал, как бы про себя:

— Какое свинство, что он умер!

Вошли мальчики докторской четы, сели и стали слушать, — может быть, их предупредили. Но так как они ничего не услыхали о Южной Америке и разбойничьих набегах, то ушли.

— А Паулина жива и по-прежнему торгует в своей мелочной лавочке, — рассказывала фру Лунд. — И Ане-Мария жива, а Каролус умер. А Эзра стал богатым мужиком, крупным землевладельцем. А рыбопромышленник Габриэльсен...

Август: — Я возьму на себя смелость спросить: остались ли живы мои ёлки?

— Не знаю, — сказала фру. Но в ту же минуту как будто хорошо припомнила ёлки и растрогалась.

А его фабрика возле лодочных сараев? А красивые дома, которые он настроил в Полене? А скалы, с которых он велел счистить мох и сделал пригодными для вяления рыбы?

Оба мальчика опять вошли, уселись и приготовились слушать. Никакой перемены: всё та же скучная болтовня о Полене.

Доктор спросил:

— Ну, а в Южной Америке ты не бывал с тех пор?

— Нет.

— Но откуда же ты приехал теперь?

— Теперь? Да как будто бы из Латвии. Не могу же я помнить всё. Я посетил столько городов, видел сотни пейзажей.

«Вот начинается!» — подумали, вероятно, мальчики.

— Да, ты много видел и испытал. Как же было в Латвии?

— Эстляндия, Латвия, Лифляндия, все эти прибалтийские страны, да и сам Балтийский залив, впрочем...

— Они ничего особенного не представляют?

Август обнаружил своё давнишнее презрение к Балтийскому морю: оно коварнее всякого тигра, и при этом по нему невозможно плавать. Это озеро. И к тому же почти сухое.

Тут мальчики засмеялись и вероятно, подумали: «Вот началось!» Но не тут-то было. Ни доктору, ни его жене не удалось извлечь из Августа ни одной истории, ни одной приличной выдумки. Это был не прежний Август из Полена, теперь он состарился и стал религиозным.

Фру Лунд: — Как это называют тебя здесь, в Сегельфоссе? Я давно уже слыхала это прозвище, но я не знала, что это ты. Ты разве не хочешь больше называться Августом?