Евгений Октябрьский - Хорс - о чем молчит школа

На вид ему было лет шестьдесят, он пристально смотрел на Ивана своими поросячьи-индюшачьими глазами, точнее даже не глазами, а двумя маленькими заплывшими щелочками, они бегали туда-сюда, как бы разрывая ими на части Ивана. Первый вопрос Ивана был самому себе, -«а он меня будет слышать?» – потому что ушей не было видно совсем, они утонули в складках щек, нос был как бы расплющен и занимал очень солидную часть лица, сами ноздри ходили ходуном, как у дикого жеребца перед дракой, затем Иван насчитал примерно три подбородка, на которых то тут, то там громоздились бородавки разной величины, голова была побрита наголо, что особенно выделяло складки на лбу его обладателя. Он был одет в черный пиджак дорогого кроя и черную бархатную рубашку. На каждом из пальцев, которые плавно отстукивали по столу какую-то лишь ему известную мелодию, был либо перстень, либо золотое кольцо. Осмотрев Ивана, Гизурин медленно повернулся к директору и произнес:

– Выйди.

Василий Васильевич не сказав ни слова вышел из своего кабинета. Иван медленно подошел к директорскому столу, отодвинул стул, который стоял напротив директорского и сел. Гизурин ухмыльнулся, затем он взял лежащий на столе лист бумаги, пробежался по нему глазами, отложил его и очень низким голосом произнес:

– Иван Николаевич Поздняков, родился, жил и учился в Москве, – затем он очень кратко, но точно пересказал почти всю, пока не большую биографию Ивана. Отложив лист он почти ласково и с отеческим волнением за судьбу Ивана спросил:

–Ты знаешь кто я?

– Догадываюсь.

– Что же ты делаешь здесь Ваня, что ты делаешь?

– Работаю, – ответил Иван.

– Романтик значит, – «любите девушки простых романтиков»…– А у тебя девушка есть Ваня?

– Нет.

–Как нет, такой молодой, красивый и без бабы, ай ай ай. Хочется небось? Хочется признайся, или ты это.., того.., может быть, – он помахал рукой в воздухе. – Голубой? У вас в Москве говорят их там много, ты если чего намекни только, мы тебе все что хошь организуем.

– Нет спасибо не нужно.

– А как ты..?, Руки то еще не смозолил? Ты это смотри- грех , лучше бабу.

Иван понял с кем он имеет дело, и как нужно действовать в подобных ситуациях.

– А так надежней и безопасней, болезни всякие понимаете ли, вдруг резинка порвется, нежелательная беременность и прочее, а тут посмотрел порнушку, пять минут и готово.

Лицо Гизурина резко изменилось, складки на лбу увеличились.

– Умный говоришь?! Короче пацан, тебе нужно сделать вот что; сейчас я тебя отпускаю с работы, затем ты едешь в ментовку и меняешь свои показания, суть их проста: мой сын с друзьями сидели на лавочке и мирно беседовали, увидев пьяного Сенгеенко пристающего к девушке, они решили заступиться за нее, после того как они подошли к нему и сделали ему устное замечание, он вынул нож и напал на моего Пашу. Ты запомнишь, или тебе записать?– Иван молчал. -Все ты можешь идти, там в ментуре тебя уже ждут, а с этой профурсеткой я только что поговорил, как ее там Левская, или Ленская? Будь она не ладна. И запомни Москвич, без шуток, я их не люблю, у нас в провинции вообще с шутками туго, времена понимаешь сложные, жить тоже не просто, – он стал приподниматься с кресла. – А мне бежать надо, дела наши грешные.

– Это не правда.

Гизурин посмотрел на Ивана исподлобья, и медленно сел назад.

–Ээ, а я то думал сообразительный малый, – он стал внимательно рассматривать Ивана, затем громко сказал. – Дурак? Ты дурак или прикидываешься? Ты вообще осознаешь где ты, и кто ты? Я захочу, тебя с твоим Сенгеенко и этой сучкой вообще не найдут. Скажут – «Пропали без вести»; организуют поиски конечно, я им в этом сам помогу, но все будет безрезультатно, поохают, повздыхают и закроют дело. Ты в курсе, что России в год пропадает без вести семьдесят тысяч человек, ушли и не вернулись, все Ваня все..! – он немного привстал с кресла, вытянул голову и повторил. – Ушли и не вернулись, – при этом золотой кулон у него не шее раскачиваясь рисовал восьмерку в воздухе.

– Знак бесконечности, – сказал Иван.

–Что, я не понял?

–Бесконечность, я подумал, может ли быть у мира конец, или он бесконечен?

– Ты мне тут уши не запинывай, – Гизурин медленно начал вставать, при этом продолжая разговор. – Я тебе так сказать, дал домашнее задание, если ты его не выполнишь- получишь двойку, мама твоя плакать будет, маму пожалей, двоечник, -дикий хохот над своей шуткой сотряс стекла серванта стоявшего в кабинете директора. Гизурин окончательно встал с директорского кресла стоявшего возле окна и загородил его своим неимоверно большим телом. – А если совсем плохо себя вести будешь, я тебе кол поставлю, осиновый, где-нибудь в лесу, – он подошел к Ивану и улыбнулся своими толстыми губами похожими на двух жирных дождевых червей. – Не дури Ваня, если хорошо себя вести будешь, этот щенок возможно условник схлопочет. А если даже и посадят его, ему урок будет, он говорят у них в ментуре на учете стоит, за кого ты впрягаешься Ваня? Щенок так и так рано или поздно сядет, – он подошел к входной двери.