Евгений Октябрьский - Хорс - о чем молчит школа

– Но я все видел, этот Гизурин первый напал.

Александр Аркадьевич улыбнулся.

– Извините, забыл представиться, Александр Аркадьевич, пенсионер, всю жизнь прослужил в органах внутренних дел, был другом Сергея, мужа Раисы Павловны.

– Очень приятно, Иван племянник…

– Да я знаю, она вас очень ждала.

– А вы видели происходившее? Вы можете подтвердить?

– Нет, я к сожалению не видел, прибежал на крики, но я вам верю.

– Спасибо, – в это время уже одетая вернулась Раиса Павловна,

– Саша спасибо тебе, это по моему сын Гизурина был? Бедный Сенгеенко, жалко, посадят его.

– А вы Раиса Павловна точно видели что первый нож достал Гизурин?

– Я очень сильно переволновалась, не увидела, по моему у Сенгеенко ножа не было в начале драки.

– Если отец узнает что его сынка пытались порезать, он посадит этого пацана, и я ничем помочь не смогу. Тут надо действовать иначе.

– Как?

– Как говорят дипломаты – «использовать иные рычаги воздействия».– Посмотрим, очень приятно было познакомиться Иван.

– Мне тоже.

– До свидания Раиса Павловна, до встреч, – он попрощался и пошел домой.

Вечером обсуждая все произошедшее Ивану пришло в голову, что за всю его жизнь в Москве у него не происходило того, что здесь произошло за день.

– Да уж, – заметила тетя. – На ловца и зверь бежит, ничего, как говорят в народе, все устаканится. У тебя завтра урок есть?

– Да, десятый класс.

7

Постепенно в класс стали заходить десятиклассники, они уже знали, что физику у них будет вести новый учитель приехавший из Москвы. Иван Николаевич сидел глубоко о чем-то задумавшись, как вдруг услышал:

–Здраствуйте, вы меня узнали? Я Лена, Лена Левнова, мы вчера с вами познакомились, вы меня помните?

– Конечно, здравствуй. Ну как вчера разобрались в полиции, отпустили хулигана?

– Нет, отец Гизурина вчера лично в отдел приезжал, о чем-то долго говорили с их начальством, короче говоря, посадят они Сашу, кстати, он в этом классе учиться. Гизурин по моему с вами о чем-то хотел поговорить когда ему сказали что есть свидетели, мол его сын первый напал, он сказал что со свидетелями поговорит лично, вы поаккуратней с ним если он к вам приедет, по моему он не вменяемый, – слезы катились у нее по щекам. – Я даже не знаю что делать, он и на меня вчера орал прямо в отделе.

– Успокойся не плачь, разберемся как-нибудь, иди садись на свое место.

Когда она шла к себе за парту, в ее адрес от одноклассниц посыпались шутки.

– Ну что Левнова как он? Ты уже того? А с виду тихоня, – не обращая на них внимание она села за парту.

Когда раздался звонок, Иван начал.

–Здравствуйте, меня зовут Иван Николаевич Поздняков, я буду вести у вас физику.

– Здрасте… – ответили ему вразброс.

В середине учебного года они уже были изрядно измучены и подавлены, в глазах у них читалось. – «Да пошла твоя физика куда подальше…»,– но древний страх наказания, заставлял их посещать уроки, и уж точно «тяга к знаниям» не воодушевляла их, потому что этой тяги не было. Он понимал, что если он сейчас начнет им рассказывать о тайнах электромагнетизма, приводить сухие формулы с окриками о дисциплине, пугать их очередной контрольной оценка за которую повлияет на итоговую годовую, ничего кроме желания заснуть на уроке это не вызовет.

– Как вы думаете, – начал Иван. – Как коротка человеческая память?

Десятиклассники не понимая о чем речь молча переглядывались.

– Проведем мысленный эксперимент, представьте, девятнадцатый век Россия: вы молодая пара из крестьянской крепостной семьи, вам восемнадцать, невеста ваша ровесница, вы безумно любите друг друга, родители благословили, свадьба сыграна, наступает время первой брачной ночи, но… – барин, он же ваш хозяин, распоряжается отвести невесту к себе в покои – право первой брачной ночи…, кто из присутствующих молодых людей отнесся бы к этому равнодушно? – Иван заметил оживление. – Деваться некуда – вы никто, ваш хозяин имеет полное право распоряжаться вами как ему вздумается, семья создана – рождается ребенок. И если найдутся люди которые начнут спорить с приведенным выше примером, то следующий факт подтвержден официальной статистикой. Сорок процентов – почти половина. В начале двадцатого века доля младенческой смертности в нашей стране составляла сорок процентов, кто знал эту цифру? – все молчали.– Допустим вы выжили… какова ваша дальнейшая судьба?

– Зато в школу не нужно было ходить, – выкрикнул кто-то.