Мухтар Ауэзов: Путь Абая. Том 1

Гордое свободолюбие воспето им в аллегорическом рассказе «Серый лютый» (1929). В нем писатель повествует о волчонке, попавшем в неволю к человеку, о том, как, став матерым хищником, он вырвался из неволи и предпочел сытому, рабскому плену голодную, но гордую смерть на свободе. Рассказ этот созвучен со стихами венгерского поэта Шандора Петефи о волке и собаке. И у Петефи и у Ауэзова волк — голодный, бездомный, всеми травимый, но сильный своей свободой зверь — выступает как символ вольнолюбия, а собака как пример унижения, трусости и жалкого прозябания.

Рассказ «Серый лютый» по своей художественной силе и колориту можно сравнить, пожалуй, с «Белым клыком» Джека Лондона. Написанный вдохновенной рукой мастера, этот рассказ является в казахской новеллистике пока никем еще не достигнутой счастливой творческой вершиной.

В своих рассказах Мухтар Ауэзов не только воспевал вольнолюбивый дух и извечное стремление казахов к свободе. Он был первым писателем-реалистом, сумевшим проникнуть в многовековую историю борьбы народа за национальную независимость.

В произведениях, написанных в двадцатые — тридцатые годы, писатель исторически достоверно показал процесс классового расслоения в степи и пути пробуждения и роста самосознания скотовода-бедняка.

Мухтар Ауэзов не упрощает сложный процесс духовного пробуждения народа. В этом смысле особенно показательна его повесть «Событие на Караш-Караш» (1927). В ней писатель как вдумчивый психолог и опытный социолог сумел показать долгий и сложный путь прозрения еще вчера безропотного батрака, который настойчиво ищет свое место в жизни. Каждая ступень, каждый шаг этой своеобразной цепной реакции пробуждения степняка показан убедительно. Таким образом, тема духовного пробуждения народа была главной в ауэзовских рассказах двадцатых — тридцатых годов. В них показана панорамная картина, полная гражданского пафоса и затрагивающая крупные социальные проблемы. Каждый из них явился как бы зачином, прелюдией к созданию широкого эпического полотна, ставшего по праву энциклопедией народной жизни. Каждый рассказ писателя, взятый в отдельности, освещал ту или иную конкретную сторону многогранной казахской действительности, открывал сочные и яркие образы в соответствии с общесоциальной правдой, с правдой характеров, показал человеческое счастье и горе, радость и беду, любовь и ненависть, взлеты и падения. В целом эти рассказы открыли совершенно новый, неизведанный, нетронутый, никем не изученный мир.

Творчество Мухтара Ауэзова явилось гражданским подвигом. И если казахский народ, пятьдесят лет назад не имевший своей профессиональной литературы, может нынче по праву гордиться развитой, прогрессивной и многожанровой прозой, то этому взлету он в большой степени обязан таланту Мухтара Ауэзова. Свидетельство тому — монументальное творение писателя «Путь Абая».

Абай умер на стыке двух веков, в 1904 году, когда уже довольно ясно обнажились противоречия нового со старым. Мухтару Ауэзову в это время было всего семь лет, и он только-только начинал всматриваться в окружающий мир. Самое примечательное, что будущий писатель успел увидеть живого Абая, начавшего угасать под тяжестью тоски и горя. Потом Ауэзов жил среди его многочисленных друзей и врагов, родичей и сверстников поэта, с которыми он сталкивался в самых разных жизненных ситуациях: присутствовал на острой полемике биев-судей, где, помимо прочего, воздавалась хвала искусству красноречия и находчивости, остроумия того или иного оратора и решались большие дела двух или трех враждовавших между собой родов; ездил по аулам, устраивая разные дела, ходил на соколиную охоту.

Словом, Мухтар Ауэзов не только жил среди людей, которые знали и охотно делились своими впечатлениями об Абае, о его привычках, характере, но самое главное то, что будущий писатель воспитывался и рос под благотворным влиянием песен, стихов и философских назиданий Абая, в том самом ауле, недалеко от Чингистау, где веками не утихали поистине шекспировские страсти, где враждовали племена, ни на минуту не прекращались буйные набеги, угон табунов, умыкание девушек.

В этой степи жили грозные Кенгирбай, Ускенбай, Кунанбай. У них были свои законы, свои права, свои истины, и горе тем, кто осмеливался не повиноваться или случайно отступить от незыблемого религиозного этикета патриархально-родового аула. Отступника ждала жестокая расправа. Особо тяжкая участь постигала молодых влюбленных, которые без благословения родовых старшин решали соединить свои судьбы. Жестоко поступили аксакалы с Калкаманом и Мамыр, с Енлик и Кебеком, потом, уже при жизни Абая, с Камкой и Кодаром. Чтобы устрашить молодое поколение, которое, по мнению старейшин, не боится божьей кары и все меньше почитает их непререкаемый авторитет, они применяли самые страшные казни: Калкамана и Мамыр, привязав к хвосту дикого коня, пустили вскачь по степи; Енлик и Кебека, связанных одной веревкой — арканом, сразили стрелой, а их невинное дитя, как незаконнорожденного, предали неслыханной по жестокости смерти — оставив в безлюдной степи под палящим солнцем. Что касается Кодара и Камки, то по воле старшего султана Кунанбая их убили на глазах старейшин сорока родов.