Франц Кафка - Неизвестный Кафка

Так уж прямо верить картам, по всем вероятиям — глупость, однако попытка с их помощью или с помощью любой другой внешней случайности внести ясность в запутанную и непроницаемую сферу представлений внутренне оправданна. Я говорю здесь, естественно, о воздействии моих карт не на меня, а на других и могу подтвердить это тем, как подействовал на меня расклад той девушки, которой предсказано остаться старой девой. Речь идет о вполне милой молодой девушке, в которой ничто, за исключением, может быть, прически, не предрекает будущности старой девы, и тем не менее мне, хотя до этого решительно никаких ясных мыслей о ней у меня не было, с самого начала было жаль ее, причем не в связи с ее настоящим, а — совершенно однозначно — в связи с ее будущим. Но с того момента, как ей выпали эти карты, для меня стало совершенно несомненным, что ей суждено остаться старой девой… Твой случай, Феликс, возможно, сложнее моего, но он все-таки ирреальнее. В своем крайнем выражении, в реальности всегда самого мучительного варианта, он все-таки — только теоретическая возможность. Ты стараешься разрешить некий признанный неразрешимым вопрос, тогда как его решение, если исходить из того, что можно себе представить, не принесет пользы ни тебе, ни кому-либо еще. Насколько же все-таки я в качестве неудачника превосхожу тебя! Будь у меня хоть малейшая надежда на то, что это чему-то поможет, я вцепился бы в столб ворот на въезде в санаторий, чтобы не надо было уезжать.

[Почтовая бумага: «Мариелист {171} , курорт Эстерзё», конец июля 1914 г.].

Максу Броду и Феликсу Вельчу.

Запаздываю с ответами, да? Но вы послушайте, что у меня произошло. Помолвка моя расторгнута, пробыл три дня в Берлине, все были мне добрыми друзьями, и я был всем добрым другом; впрочем, я точно знаю, что так — лучше всего, и поскольку необходимость произошедшего столь ясна, то я в отношении всего этого дела совсем не так встревожен, как можно было бы предполагать. Хуже другое. Я потом был в Любеке, купался в Травемюнде; в Любеке встретил д-ра Вайса {172} , ехавшего на этот датский курорт, и вместо Глешендорфа приехал сюда. Довольно пустынный пляж и несколько действительно своеобразных датчан. Я оставил свое мнимое упрямство, которое стоило мне помолвки, ем почти одно только мясо, от которого меня мутит, и ранним утром, лежа после скверной ночи с раскрытым ртом, ощущаю свое оскверненное и наказанное тело так, словно в моей постели насвинячил кто-то чужой. Отдохнуть у меня здесь не получится, но хотя бы проветриться. Здесь доктор В. со своей подругой. В субботу вечером, наверное, уеду в Прагу.

Привет всем милым женам и невестам.

[Визитная карточка. Прага, сентябрь 1914 г.].

как я слышал, ты и твоя милая супруга почти обижены тем, что я вас еще не посетил. Если это так, вы не правы. Не говоря уже о том, что мое непоявление есть уважение к вашему медовому месяцу, но я, кроме того, еще пребываю в жалком состоянии постоянного недосыпания, завален делами и к тому же живу в противоположном конце города, далеко за Ригерпарком. В силу всех вышеуказанных причин я и посылаю эти книги, вместо того чтобы занести их лично. И насколько важен был выбор этих книг, которые должны представлять в вашей квартире меня и все то хорошее, что я вам желаю, настолько же я боюсь, что все-таки выбрал плохо.

К несчастью, мой внутренний голос вечно начинает говорить только тогда, когда выбор уже сделан.

С сердечным приветом

[Открытка. Прага; штемпель: 13. 1. 1915].

пожалуйста, потерпи до понедельника. Если до того времени она {173} откуда-нибудь не вылезет — я, правда, не представлю себе, как это может произойти, — мне придется заплатить.

Сердечный привет тебе и жене

[Открытка. Мариенбад; штемпель: 11. 7. 1916].

почему не отвечаешь? При твоей пунктуальности это почти необъяснимо. Или опять что-то с рукой? Но ведь есть же твоя жена, которая, как я по-прежнему — не веря дурным приметам — считаю, хорошо ко мне относится, а теперь не пишет и она. Комната с балконом все еще ждет, но долго ждать не будет.

Сердечный привет от

[Далее следует адрес, написанный рукой Ф. Б. {174} ].

[Открытка. Мариенбад; штемпель: 19. 7. 1916].

если бы все действительно обстояло так, как ты пишешь, то для меня это действительно было бы поводом приехать и я бы приехал. Но это не так, во всяком случае, уже второй день — не так. «Так» пусть остается только отсутствие фурункулов. Мне же, напротив, совсем не хорошо. Головные боли. Головные боли! (Лангер {175} сказал бы: переписка двух дачников.) Лангер здесь, да и вообще, здесь что-то вроде центра иудаистского мира, поскольку здесь раввин из Бельцов. Я уже дважды был в его свите во время вечерних прогулок. Он один оправдывает дорогу из Карлсбада в Мариенбад… А ты знаешь, что Баум — во Франценсбаде, в отеле «Сан-Суси»?