Франц Кафка - Неизвестный Кафка

131. Свежий воздух. Бьющая ключом вода. Бурное, мирное, высокое, ширящееся бодрствование. Благословенный оазис. Утро после бурно проведенной ночи. С небом грудь в грудь. Мир, примирение, погружение.

132. Творчески. Приступай! Сойди с этой колеи! Объясни мне! Потребуй от меня объяснений. Осуди! Убей!

133. Он поет в хоре… Мы много смеялись. Мы были молоды, день был прекрасен, высокие окна коридора выходили в необозримый цветущий сад. Мы облокотились на подоконник открытого, увлекающего вдаль и взгляд, и нас самих окна. Иногда слуга, сновавший у нас за спиной туда и сюда, произносил слово, которое должно было убедить нас вести себя потише. Мы почти не обращали на него внимания, мы его почти не понимали, я помню только его гулкие шаги по каменным плитам, только этот издалека предупреждающий звук.

134. Мы, собственно, даже не знали, хотим ли мы увидеть художника-оккультиста. И, как бывает, когда какое-то легкое, с давних пор незаметно присутствующее желание может при несколько большем сосредоточении внимания исчезнуть и только благодаря вскоре заявляющей о себе действительности ощущается удержавшимся на подобающем ему месте, так и нас уже долгое время незаметно точило любопытство, побуждая увидеть одну из тех дам, которые под действием внутренней, но чуждой им силы изображают вам вполне лунный цветок, потом глубоководные растения, потом деформированные различными деформациями головы с высокими прическами и в шлемах — и все прочее, что положено.

135.15 сентября 1920 г. Это начинается с того, что вместо пищи ты, к его удивлению, пытаешься засунуть в рот такой пучок кинжалов, какой он только может ухватить.

136. Под каждым намерением, как под листом с дерева, лежит, притаившись, болезнь. Когда ты наклоняешься, чтобы рассмотреть ее, и она чувствует, что ее обнаружили, эта тощая немая злоба выпрыгивает, желая быть не раздавленной, а оплодотворенной тобой.

137. Это — мандат. В силу своего характера я могу принять только такой мандат, какого мне никто не давал. Я способен жить в таком противоречии с жизнью, и всегда — только в противоречии. Но, очевидно, как и всякий, ибо, живя, мы умираем, а умирая — живем. Так, например, цирк-шапито окутан парусиной, чтобы тот, кто не внутри, ничего не смог увидеть. Но вот, кто-то находит в парусине маленькую дырочку и все-таки может посмотреть снаружи. Правда, ему должны это позволить. Нам всем на одно мгновение это позволяют. Правда, — вторая «правда» — по большей части, в такую дырку видны только спины зрителей со стоячих мест. Правда, — третья «правда» — музыку во всяком случае слышишь, и рычание зверей — тоже. Пока, наконец, не упадешь, бесчувственный от ужаса, в объятия полицейского, который, по долгу службы, обходит цирк кругом и лишь слегка хлопает тебя ладонью по плечу, чтобы обратить твое внимание не неподобающий характер такого напряженного всматривания, за которое ты ничем не заплатил.

138. Силы человека не следует представлять себе в виде какого-то оркестра. Тут, напротив, все инструменты должны играть непрерывно и изо всех сил. Ведь это предназначено не для человеческого уха, да и того концертного времени, в течение которого каждый инструмент может надеяться прозвучать, не дано.

139.16 сентября 1920 г. Иногда это выглядит так: у тебя есть задача, есть столько сил, сколько требуется для ее исполнения (не слишком много — и не слишком мало: хотя тебе и приходится с ними собираться, но бояться не приходится), тебе оставлено достаточно свободного времени, и желание работать у тебя тоже есть. Что же мешает помешать успешному решению этой чудовищной задачи? Не трать свое время на поиски помех: может быть, их нет.

140.17 сентября 1920 г. Есть только цель, пути нет. То, что мы называем путем, это колебание. {123}

141. Я никогда не чувствовал груза иной ответственности, кроме той, какую возлагали на меня существование, взгляд и приговор других людей.

142.

143. Какая-то вещь после кораблекрушения попадает в воду новой и красивой, потом годами захлестывается волнами, делается беззащитной и в конце концов распадается.

144. Сегодня в цирке — большое представление, водная феерия; всю арену зальют водой, по этой воде будет носиться Посейдон со своей свитой, появится корабль Одиссея и запоют сирены, а потом из волн поднимется нагая Венера, причем переход к изображению жизни будет представлен в современной семейной ванне. Директор, старый, седовласый, но все еще подтянутый цирковой наездник, очень многого ожидал от успеха этого представления. Успех был в высшей степени необходим: последний год закончили очень плохо, несколько неудачных гастролей принесли большие убытки. И вот теперь они выступают здесь, в этом городишке.