Андрей Томилов - Горит костёр

Мужчины кинулись на икромётные плёсы и стали торопливо вылавливать там уже отнерестившихся рыбин, но такие рыбы были пригодны лишь для корма собак. Да и собаки от такой еды становились злыми и малосильными, не хотели вставать в упряжку, не хотели тащить нарту, рычали на хозяев и при любом удобном случае начинали грызть упряжь.

С кочевьем на зимние стойбища в тот год запоздали, – перевал в сторону зимовки закрыли невиданные снега, собаки были голодны и всем родом приняли решение остаться на зимовку здесь, на берегах Вэлкана. Это только казалось, что зима не так страшна, не так длинна, и её можно обмануть без мяса и большого количества рыбы. Только так казалось.

В ту зиму Мэмыл потерял половину своего рода. Особенно много умерло детей и почти все старики. Хоронили их на берегу, плотно обкладывая речным льдом и камнями, чтобы ни волки, ни росомахи не могли добраться до покойника. А весеннее половодье заберёт их в страну вечной охоты. Но пронырливые песцы делали подкопы, прогрызали во льду дыры и забирались в устроенную могилу, жили там, пока не заканчивалась еда. В тот год откуда-то пришли волки, много волков. Они окружали занесённые снегом чумы и устраивали свои страшные концерты, выли целыми ночами. Как ни берегли люди своих собак, а волки их почти всех выловили и съели.

***

Старик всё сидел на берегу стылой реки и щурил красные веки глаз, словно всматривался вдаль, словно хотел разглядеть, что там творится, на другом берегу, есть ли проталины и скоро ли весна. Обычно проталины появлялись именно под тем берегом, тогда можно было идти туда с острогой и караулить толстых тайменей. Они в это время медлительны, неповоротливы и легко подставляют свою спину под удар копья, или остроги.

Но сейчас ещё весны не было. Была ещё зима, хоть и заканчивалась. Снег уплотнился и легко держал охотника на широких, коротких лыжах. Но на этом снегу так же вольготно и легко чувствовали себя волки и росомахи, они совсем не проваливались и могли легко загнать лося, или оленя. Наверное, по этой причине люди голодали, – охотники не могли найти и добыть ни оленя, ни лося. Даже куропатки и зайцы встречались очень редко.

А может быть, он смотрел дальше, дальше…. Может он смотрел лет на двадцать назад и вспоминал тот год, когда учил сына охотиться. Ах, славные были времена, славные. Как они быстро проходят, те славные времена.

Сам он тогда ещё был в полной мужской силе, рука без промаха бросала копьё, а ноги не знали усталости и могли нести туда, где едва различался горизонт. А сын? Он как раз был в той поре, когда тело наливается настоящей, крепкой силой. Своей крепостью, силой, он уже догонял отца, а иногда и посмеивался, легко взваливая на плечи целую тушу дикого оленя, упруго шагал с такой поклажей большие расстояния.

– Ах, какие славные были времена.

Однажды они выслеживали огромного лося, он пришёл откуда-то с верховий реки и задержался в пойме. По следам было понятно, что это громадный зверь. Они двигались медленно, аккуратно переставляли ноги, утопая по колено в снегу, старались не скрипеть этим снегом, чтобы не испугать раньше времени чуткого зверя.

Уже близко, уже совсем близко, уже чувствуется ядрёный запах дичины…. И вдруг, где-то впереди раздался шум, треск ломаемых деревьев, рычание, отдельные короткие взлаивания, и по всей округе завыли волки. Откуда они пришли? Видимо стороной спустились с гор. И сразу напали на лося, сразу погнали его.

– Сначала мы растерялись, просто не ожидали такого поворота. Потом подкатил испуг, страх полз по вспотевшей спине. Уж больно много было вокруг нас волков, они выли со всех сторон, постепенно сжимая кольцо, мелькали в густом подлеске, трещали сухими сучьями то там, то здесь. И этот страх делал пот липким, скользким. Мы прижались друг к другу спинами и выставили вперёд копья. Но волки не напали на нас, они нас видели, чувствовали, но у них была другая цель, – они погнали лося. Какой прок им был нападать на нас, когда рядом была настоящая добыча. Целая гора прекрасного мяса.

Треск ломаемых деревьев, шум и рычание начали отдаляться, а вой и вовсе прекратился. Лось уходил, выбирался из густой чащи, где ему трудно было развернуться и волки быстро бы справились с ним. Он вырвался на чистый берег реки и стал подниматься на кручу. Там, на круче, он мог встать задом к обрыву и отбиваться рогами только с одной стороны. Тогда бы волки не смогли подступиться к нему. Но подняться на кручу и встать к обрыву он не смог, они не пустили его, уж больно много их было.