Иван Фаворов: Бездна

Посвящается светлячкам, которые

в непроглядном мраке ночи

остаются маленькими огоньками надежды.

И всё же мне иногда хочется, натянув капюшон балахона, в сумерках дождливого вечера сидеть на лавке пустого сквера, и вдыхая горькие клубы табачного дыма, смотреть, как с неба падают дождевые капли. Они падают с неба и летят в пропасть отделяющую меня от окружающего мира. Я смотрю в небо оно свинцово серого цвета, сливается с выпускаемым мной дымом. Я смотрю в пропасть и не вижу другого края, подставляю дождю ладони и он ласкает их нежной прохладой. Дождь падает с неба в пропасть, а я сижу посредине, окружённый туманом дыма.

Я сижу в этой пропасти, но я не на дне, потому что она бездонна и я не с краю, потому что она бескрайна. У меня нет выхода, кроме как натянуть капюшон посильнее и прыгнуть, но мне не хватает смелости.

Я продолжаю курить и думать, я вижу зелёные листья и редкие лица прохожих, но между нами пропасть. И я решаюсь прыгнуть. Закрыв глаза и стиснув зубы ныряю в пустоту бесконечной бездны. Мир пролетает как через трубу калейдоскопа, в котором искристые стекляшки организуют хоровод вселенной. Я вижу там все свои чувства, события, близких. Я вижу весь мир, но он далеко, тяну к нему руки, но он, как солнечный зайчик постоянно снаружи сжатых ладоней.

Дождь прошёл и местами оставил лужи, я иду по ним в мокрых сандалиях. Тучи пропустили к земле солнце, и оно моя маленькая надежда. Я так же продолжаю падать в пропасть, чтобы достичь мира, но он от меня далеко, как и прежде, зато теперь уже светит солнце.

Вечер, я наедине с пустым шоссе. На полной скорости движусь в сторону заката, который кривоватой полосой подытожил линию горизонта. В душе пустота, и злобная желчь в сердце, два желания быстрее и дальше. Я закуриваю сигарету, она отражается в лобовом стекле вместе с огоньками моих глаз. Сердитая тёмная ночь всё гуще объединяет краски в тёмном тумане безразличия. Злобно вжимая в пол педаль газа, Я лечу на полной скорости, как будто за мной гонится стая призраков или чёрная дыра, которая проглотит меня если я от неё не оторвусь. Крыша моей машины открыта и сильный боковой ветер пролетает сквозь уши, облака быстро движутся в сторону юга.

– О, Лис, как же ты меня достала! – Я не смотрю на дорогу мне больше нравится наблюдать в зеркало заднего вида как сливаются в единую полосу черты разделительной линии. Интуитивно я жду пока машина наберёт полные обороты, для этого требуются секунды, но они тянутся как вечность. Ожидание в тягость.

Я свернул на узкую двухколейную дорогу. Близко растущие к проезжей части деревья смыкались над ней, как будто здоровались за руки. Мне нравится их шелест на сильном ветру, они переговариваются как живые. А я несусь во мрак ночи, выхватывая из её пределов лишь два больших пятна освящённых фарами. Раздались первые раскаты грома. Я притормозил, чтобы закрыть крышу, и она с характерным техническим шумом сомкнулась надомной. Практически сразу, с нарастающим грохотом обрушился дождь. Дворники захлёбывались, разгребая потоки воды. Но, это лишь усиливало азарт, и я набирал скорость, ветки деревьев изредка цепляли лобовое стекло и тёрлись о боковые двери.

Безнаказанность, наверное, губит, два лунно-белых огонька лишь успели мелькнуть перед глазами и только после сильнейшего удара я понял, что это были фары.

Я очнулся в сине-белой комнате с ощущением того, что попал в настоящий ад. Болели исключительно все части тела, шея не вращалась, только по средствам неимоверных усилий я смог подробно разглядеть верхнюю часть стены, переходящую в потолок. Лампа дневного света слепила глаза, время остановилось, уступив место боли.

Прошла минута или вечность я не знаю, улыбающееся лицо пухленькой женщины в белом чепце склонилось надомной шевеля губами. Наверное, она что-то говорила, но я не смог разобрать её слов и закрыл глаза. Снова темнота и забытье. Потом длинный больничный коридор с теми-же противными лампами дневного света, и назойливо неприятный скрип каталки. Лица докторов, в бирюзовых халатах склонились надомной. Они смотрели снимки, бубнили сквозь маски непонятные слова, а ощущение, что так было всегда, и другого в моей жизни не было застыло словно картина, изображение на которой никогда уже не тронется с места. Казалось, что именно так и должно быть и по-другому никогда не было. Сознание сдалось и словно сказало good-bye.