Хилари Мантел - Год Шекспира

Что станут говорить о мудрости властителя, когда
Его министр слывет за идиота? И это — твоя
верность?
Послушай, за твоей «неважною» навязчивой идеей
Ты позабыл о том, что вправду важно:
О сути. Верность Принцу, амбициям его,
Его «правам на трон» — тебе не кажется, все это
умаляет
Твою любовь к монарху, что на троне — сейчас?

— Скажи мне, — с горечью спросил я, —
Что король — он думает, как ты?

— Коль ты о том, что наш монарх своею королевскою
печатью
Скрепил велеречивый документ, где это сказано
Такими вот словами… Ясно, нет, мой друг!
Но я как правая его рука… я знаю его мысли — и
поверь,
Его любовь к тебе — как и моя — все та же. Как друг
Я должен был тебя предупредить…

Он пригубил воды и улыбнулся.

— Что же, спасибо, Карл, —
Я поклонился. — От души благодарю —
Ты только что мне вновь напомнил суть
Твоей политики придворной: все, что сложно,
Свести до примитивной ясности — тут у тебя талант…

— Ну ладно, ладно, ты ведь не в обиде! —
Он выдохнул, почти давясь от смеха.

Я был не слишком вежлив:
— Говорить, что я — посмешище для всей страны,
Давай не будем. Точно так же, как не стану
Кричать на всех углах о том, что сделал
Для Дании я и для короля. И если кто смеется
Втайне за спиной — пускай его, мне это не мешает
Чтить дорогую тень и правду говорить.
Да пусть хоть сто раз зовут шутом
И бьются об заклад — мне что с того?!
Глупцов везде хватает. И если я могу
Поведать правду про того, кого любил…

— Горацио, не надо!
Не своди меня с ума! Что за одержимость:
Уже лет семьдесят он мертв, и пылью стал давно…

— Вообще-то, сорок три прошло лишь года.

— Прекрасно, сорок три…
И что, скорбеть поныне?! Да это против Бога и
природы.
Он смертными нас создал. Все там будем: друзья,
враги…
История — лишь хроника смертей тех, с кем
Дружили мы. Клянусь Гераклом, ты городишь чушь
И хаешь Бога…

Я вздрогнул — он по-своему мои слова
Истолковал и фразу оборвал на середине.
Потом, поднявшись, принялся ходить. За окном
Темнело: ночь вползала в комнату.

Вдруг резко обернулся он и начал:
— Ладно, — сквозь усмешку, — все же поясню,
Что заставляет меня лезть в твои дела.
Из нас двоих ты — старше, не пристало
Мне, вроде бы, тебя учить — я пред тобой щенок.

И все же… все же… кое-что меня смущает…
Я озадачен. Это — как перчатка, что брошена
В лицо мне, будто вызов всей мудрости моей.
А я, поверь, горжусь — я знаю все пружины,
Что управляют ближним: ненависть, любовь, ум,
глупость —
Для меня как на ладони. Без этого — ну, как мне
устоять
Против завистников — ты знаешь, положение
министра
Куда как шатко… Я обязан знать, чем каждый
Дышит при дворе: причуды, страсти, моды…
Поверь мне, двор — что сумасшедший дом…
Но, глядя на тебя, я не могу понять — как,
Как умнейший человек способен верить в то,
Что за пределы смысла выходит начисто?!

— Ну, знаешь, если так…

— Стой! Ты кричишь о «правде»!
Ты правды жаждешь. Истины! Но — что есть истина?
Какую правду надеешься извлечь ты из могилы?
Я — практик, знаешь ли. И правда для меня —
То, что я видел, то есть правда факта!
(Религию — давай не будем трогать, я верую,
И этого довольно.) Позволь тебе напомнить,
Что я был при тех событиях — да, не участник,
Но свидетель. И я прекрасно помню Гамлета:
Как он, пуская слюни, на полу сидел и все пытался
Пальцы сосчитать… И что, по-твоему,
Был должен думать двор?! Я передергиваю?!
Влез, куда не должно?! Давай смотреть на факты!
Клавдий был убит. Рукою Гамлета.
Убийство короля есть преступленье.

Представь, что дело слушают в суде. Любой судья
Найдет две дюжины свидетелей — и под присягой
Они покажут, что меч в Клавдия всадил
Не кто иной, как Гамлет. Что еще? Все прочее —
Лишь домыслы. Виденья. Сны… Ты утверждаешь,
Клавдий — убийца Гамлета-отца? И это кто-то видел?
Призрак? Ах, Призрак был тому свидетель? Ну и ну…