А после обеда посыпались письма. Кроме обычной увесистой стопки, какую я получал каждый день, почтальон принес около трех десятков конвертов, адресованных жене и надписанных каллиграфическим школьным почерком или корявыми, неумелыми буквами с грамматическими ошибками. Среди них были два-три послания в дружеском, даже фамильярном тоне: редко напоминающие о себе знакомые просили в них обратить особое внимание на ту или иную из претенденток. Но больше располагали к себе наивные умоляющие письма тех, кто не был ничьим протеже. Сколько лирики, сколько искреннего чувства вложено было в эти, от самого сердца идущие строчки; они звучали как вздохи, чистые, трогательные, безыскусные девичьи вздохи, долетевшие из провинции, из вросших в землю домишек, стоящих на пыльных улицах в душных, сонных местечках… Сколько в них было униженности, тоски, сколько надежды хоть на капельку счастья… Словно выросшие в неволе пичужки пытались расправить крылья в тесной и темной клетке…
— Нет, это ужасно! — воскликнула моя жена. — Как я могу распоряжаться столькими судьбами!
И расплакалась прямо в прихожей, за неимением лучшего — на груди у сочувственно молчащей горничной. Всем нам хотелось заплакать вместе с ней. Господи, в какое мы время живем! Маленькая, невинная хитрость, которая обещала сберечь нам немного денег, вдруг заставила нас испытать такие угрызения совести, такую страшную силу власти над ближними… Что будет дальше с этими бедными, милыми, умными, юными и восторженными созданиями? Кто остановит эту лавину страдания, кто утолит это море печали?
Всего одно только лето, лето без нужды и без забот: какой пустяк!.. А для них — вожделенный предмет надежд, сказочная мечта, сама воплощенная радость. Если бы знали богатые, как дешево стоит возможность сделать человека счастливым!
Перевод Ю. Гусева.
I
ОСЫ КРИШТОФА
Я мало что понимаю в естественных науках и взялся за пересказ этой странной истории не без колебаний, но, быть может, люди сведущие сумеют разобраться, в чем тут дело. Криштоф Семлатоми был из породы тех чудаковатых ученых-любителей, которые в нашей провинции не редкость. Он жил в городе М., по всему был человеком состоятельным и в одиночку занимался таинственными опытами. Иногда он появлялся у Отто Хермана и по полдня спорил с ним, но о важнейших своих исследованиях рассказывал только мне, очевидно, стыдясь их фантастичности перед степенным венгерским ученым. Я же до сих пор не знаю, насколько их можно принимать всерьез. Я лишь однажды был у него в саду, который защищал высокий забор и возвышавшаяся над ним сплошная стена из колючих сплетенных растений. От удушливого запаха у меня закружилась голова, в глазах зарябило, потому что в воздухе носились тысячи и тысячи пушинок, цветков, зеленых, белых и пестрых ошметков буйной растительности, в какой-то момент мне даже почудилось, что все бесчисленные саженцы кружатся, вырвавшись из земли, мечутся туда-сюда вместе с ветерком, будто сам сад кружился в таинственном вихре. Об этом я и раньше кое-что слышал, потому что, хотя вся эта круговерть происходила на небольшой высоте, однако на соседние участки из-за стены Семлатоми не раз падали вырвавшиеся на свободу растения и цветы; они часто приживались на том месте, куда падали, но потом опять исчезали. Ходили легенды, что цветы Семлатоми живые и умеют летать, словно птицы. Я как-то спросил у него:
— Это правда? — и он подтвердил, что в рассказах есть доля истины, ибо в результате искусственного развития раздражимости цветов их примитивная нервная система обрела некоторую способность свободного движения: корни сами по себе легко врастали в землю на том месте, куда падали, цветы в буквальном смысле слова вставали на ноги и, напротив, так же легко отрывались от земли, влекомые каким-то врожденным стремлением при малейшем ветерке сменить надоевшее место. Я пересказываю так, как понял своим невежественным умом.
Но Семлатоми ставил также опыты и над насекомыми, продолжая исследования знаменитого Фабра [48] Жан Анри Фабр (1823—1915) — французский ученый-энтомолог и писатель. Занимался главным образом изучением жизни и инстинктов насекомых.
. И тут он в первую очередь изучал раздражимость. Стоило ему внести в дом самку бабочки и раскрыть окно в сад, как комната за несколько часов наполнялась сотнями роскошных самцов того же вида, даже если это был редкий или вовсе не встречающийся в той местности вид. Какая сила гонит этих далеких поклонников через луга и селения к учуянной возлюбленной? Как они узнают о ее существовании? Этим ведают какие-то органы чувств или инстинкт? Где искать ответы на все эти вопросы? Обоняние человека и, более того, нюх первоклассной охотничьей собаки не способны даже с близкого расстояния определить наличие крохотного мотылька. Огороди его со всех сторон плотным стеклом, чтобы не улетучивалось ни капли запаха, — результат будет тот же.
Читать дальше