Михай Бабич - Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

Однако однажды Бенедек решился тоже сесть в лодку и начать грести. Назавтра выдалась чудесная погода: каждый бы согласился, что воздух был против обычного насыщен испареньями, солнце в то утро было более свирепым, а туман более горячим, чем всегда. Когда время подошло к полудню, тростники казались дряблыми, как разваренные макароны; пожухшие травы обвисли и напоминали разложенные по берегу подушки. Что случилось этим полднем, никто уже в точности не узнает. Мертвые тела камеристки и учителя нашли на следующий день; лодка застряла вверх дном в камышах.

Перевод Р. Бухараева.

Каждый раз, когда я вспоминаю тот случай, мне становится немного не по себе. А ведь с тех пор прошел уже добрый месяц — дивный летний месяц, когда ты наконец переводишь дыхание после долгой, трудной зимы и начинаешь немного свыкаться с мыслью о спокойной, уединенной работе, которая ждет тебя в маленьком дачном домике на холме, где можно часами не уставая стучать на машинке.

Нет, я должен написать об этом; пожалуй, надо было сразу же написать, тогда, может, не было бы у меня сейчас так тяжело на душе.

Перед дачным сезоном у каждой хозяйки — масса хлопот и проблем. Гувернантка наша нам изменила и отказалась ехать на дачу. Одна приятельница жены посоветовала ей:

— Почему бы тебе не нанять на лето к ребенку бедную девушку из хорошей семьи? Самый надежный, самый дешевый, к тому же испытанный метод. Дай объявление, скажем, по радио или где хочешь. Наверняка найдется девушка, которая рада будет поехать с вами за питание и жилье, за возможность провести лето на лоне природы, на свежем воздухе.

О лето, живительный воздух, сельский обильный стол, поля, лес, холмы! Жене моей вспомнилась юность, лучезарные дни давних летних вакаций, и сердце у нее сжалось, когда она представила бедных девушек из хороших семей, годами лишенных возможности вырваться из нездорового, душного города, где они заперты, словно в тюрьме.

— Прекрасная мысль! Вот только… — Это «вот только» в наши дни часто прячется за прекрасными мыслями. И мудрено ли: дела идут все хуже и хуже, венгерский писатель зарабатывает сейчас куда меньше, чем прежде…

— Собственно… я подумала, этим летом мы обойдемся, пожалуй, и нянькой…

— Полно, милая, ведь так даже гораздо дешевле! Эта девушка согласится жить у вас лишь за питание; оплатишь ей дорогу, места у вас достаточно, выделишь отдельную комнатенку — и весь день в саду. Да она счастлива будет!

Честно сказать, я во все это не очень вникал: дел было и без того по горло. После обеда, с гудящей головой, я ушел к себе в комнату отдохнуть немного: это было в тот самый час, когда радио через все свои демократические рупоры и простые наушники разнесло по огромному городу и по забытой богом стране, прокричало и прошептало в уши сотням и сотням бедных, измученных голодом и жаждой девушек, забывших о том, что такое чистый воздух, коротенькое, в несколько слов, объявление, которое сочинила в соседней комнате моя заботливая, предприимчивая жена.

Я прилег на диван, но в тот же миг зазвонил телефон, это наглое, громогласное домашнее чудище, деспот пештских квартир. Из-за которого мой дом — отнюдь не «моя крепость».

Взволнованный женский голос попросил к аппарату мою жену. Та немедленно догадалась, о чем пойдет речь.

— Как, уже? — воскликнула она, недоверчиво беря трубку. — Еще двух минут не прошло, как прочитали «annonce» [47] Объявление (фр.) . . Кто-то прямо от репродуктора бросился к телефону. Ну нет, я не клюну на первую же приманку.

— Будьте добры, приходите, пожалуйста, лично… Нет, я все же сначала хотела бы вас увидеть… — раз десять повторила она в трубку немного досадливым тоном. Ей всегда трудно бывает закончить телефонный разговор, не то чтобы она так уж любила болтать — просто боится выглядеть невежливой с собеседником. А на этот раз собеседник или, вернее, собеседница была на редкость настойчивой: можно было подумать, от того, сколько она успеет рассказать о себе и какое произведет впечатление, зависит вся ее дальнейшая жизнь.

Прийти лично… А вдруг место за это время уже займут?..

Наконец жена попрощалась и положила трубку. Но в ту же минуту телефон зазвонил опять.

— Простите, по радио сейчас сказали… — торопливо заговорил несмелый, но настойчивый голос. Беседа на сей раз была не столь долгой; но едва она кончилась, раздался третий звонок. А за ним — четвертый и пятый. Жена даже не успевала отойти от телефона; а когда она подняла трубку в пятый раз, задребезжал звонок у входной двери.