Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

— Где Дороти? — спросила насмерть перепуганная леди Моттисфонт.

— У графини, она не отпускает ее сейчас…

— У графини? Но ведь Дороти моя, моя!.. — воскликнула леди Моттисфонт.

Но тут своим проницательным, обостренным любовью взглядом она заметила, что сэр Эшли забыл о ней, как забывают о чужом, постороннем человеке в подобные минуты. Мысли его были далеко: он видел Дороти, графиню, себя; и ничто за пределами тесного круга этих трех жизней его не интересовало.

Наконец Дороти привезли домой; она с восторгом рассказывала о графине, о том, что с ними произошло; в случившемся она не видела ничего страшного, а только все радовалась и восхищалась. Вечером, когда общее волнение улеглось, сэр Эшли сказал жене:

— Графиня спасла Дороти, рискуя жизнью, и я все думаю, как нам отблагодарить ее. Видно, уж придется отдать ей девочку, раз ей этого так хочется. Да и для Дороти так будет лучше. В конце концов нельзя же думать только о себе.

Филиппа схватила его за руку.

— Эшли, Эшли, что ты говоришь! Неужели вы отнимете у меня мою девочку, самое дорогое, что у меня есть?

Губы ее жалобно сморщились, на глазах выступили слезы, все лицо выражало такое горе, что сэр Эшли не стал продолжать разговор.

На следующее утро, когда Дороти еще спала, леди Моттисфонт тихо подошла к ее постельке, села у изголовья и долго глядела на нее. Наконец Дороти проснулась, открыла глаза и тоже принялась рассматривать Филиппу.

— Мама, ты ведь не такая красивая, как графиня, правда?

— Правда, Дороти.

— Почему не такая, мама?

— Дороти, скажи мне, девочка моя, с кем бы ты хотела жить, с ней или со мной?

Дороти смутилась.

— Мамочка, ты только не сердись, но мне бы так хотелось пожить у графини. Если, конечно, можно, и ты не обидишься, и все останется, как было.

— А она тебя когда-нибудь об этом спрашивала?

— Никогда, мамочка.

В этом и заключалась самая горькая обида: графиня вела себя в этой истории безукоризненно, с какой стороны ни глянь. В полдень леди Моттисфонт вошла в кабинет с выражением спокойной решимости на своем кротком лице.

— Эшли, вот уже пять лет мы с тобой женаты, и я ни разу не спрашивала у тебя о том, что мне и без того хорошо известно, — о происхождении Дороти.

— Ни разу, дорогая Филиппа. Хоть ты и догадывалась обо всем, я это видел, с самого начала.

— Догадывалась об отце, но не о матери. Я долгое время не знала, кто мать Дороти. Теперь я знаю.

— А, тебе и это известно? — заметил он без особого, впрочем, удивления.

— Трудно ли догадаться? Ну что ж, раз это так… я все снова обдумала, поговорила с Дороти и решила отпустить ее. Долг велит мне исполнить желание графини — ведь она рисковала жизнью, чтобы спасти моего… твоего… своего ребенка.

Затем эта самоотверженная женщина поспешно удалилась, чтобы скрыть от мужа свое отчаяние; так-то вот и случилось, что Дороти тут же, в Бате, переменила и маму и дом. Графиня вскоре уехала в Лондон, взяв с собой Дороти, а баронет и его жена вернулись одни в свое опустевшее гнездо.

Одно дело остаться без Дороти в шумном Бате, но совсем другое жить без нее в тиши уединенной усадьбы. Однажды Эшли, сойдя к ужину, не нашел за столом жены. Все последнее время она была как-то особенно молчалива и печальна, и теперь сэр Эшли не на шутку встревожился. Не сказав никому ни слова, он вышел из дому и принялся искать ее в парке; вдруг между деревьями мелькнуло ее платье, как раз в той стороне, где последние дни она любила бродить одна. Аллея вела вниз к озеру, в которое впадала речушка, он бросился туда и вовремя — в эту самую минуту послышался всплеск. Подбежав к берегу, он различил на воде светлое пятно. Вытащить ее было делом одной минуты, он на руках отнес ее в спальню, сам раздел и уложил в постель. Филиппа недолго пробыла в воде и скоро очнулась. Она призналась мужу, что поступила так, потому что у нее отняли ее дочку, как она все еще называла Дороти. Сэр Эшли побранил ее, сказал, что нельзя так поддаваться горю. Сделанного не воротишь, да так оно, пожалуй, и лучше. Филиппа покорно приняла его укоризны и согласилась, что поступила дурно.

После этого она как будто стала спокойнее, хотя сэр Эшли нередко заставал ее в слезах то над куклой Дороти, то над ее лентой, то над башмачком, и он решил увезти жену на север Англии, чтобы переменить климат и обстановку. Как увидим позже, и то и другое оказало самое благотворное действие на здоровье и душевное состояние Филиппы, хотя по-прежнему при малейшем упоминании о ребенке она вся настораживалась. Когда они вернулись домой, графиня с Дороти были в Лондоне, но месяца через два и они приехали в Фернелл Холл; вскоре после этого сэр Эшли вошел в комнату жены и принялся выкладывать новости.