Томас Гарди - Том 3. Повести. Рассказы. Стихотворения

Коридором пустым
Ты прошла, точно призрак из рыцарских книг,
И пока детский страх в душу мне не проник,
По ступенькам взбежала крутым.

Ты выходишь на свет,
Воплощаясь в обыденный облик земной,
Тихим взором, без слов, говоришь ты со мной,
И, не веря, молчу я в ответ.

Не захлопнулась дверь,
И вопрос я в глазах различаю твоих:
То, что жизненно важно для нас, для двоих
Отчего невозможно теперь?

Не дают счастливым быть
Грешной совести уколы!
Как поблек тот день веселый,
Не позабыть!..

Майский вечер был хорош,
Солнце падало устало,
И упряжка наша встала.
«Ты подождешь?

Здесь приятель давний мой,
Знаешь, болен безнадежно.
Загляну я, если можно,
К нему домой.

Десять лет назад всего
Чуть моим не стал он мужем,
С той поры мы просто дружим,
Как жаль его!»

Постучав, она ждала,
Тут из двери кто-то вышел:
«Очень плохи (я услышал)
Его дела.

В этом мире ей одной
Предан он и благодарен:
Ангел мне судьбой подарен,
Сказал больной».

Дальше помню со стыдом,
Как, нахмурясь недовольно,
Обернулся я невольно
На старый дом.

Тихо прочь катили мы,
И почти до поворота
Молча вслед смотрел нам кто-то
Из полутьмы.

«Никаких сомнений нет:
В этой комнате постылой
О моей вздыхает милой
Он столько лет!»

Глупой ревностью дразня,
Мной владел какой-то демон,
Не пойму доныне, чем он
Смутил меня.

В схватке с призрачным врагом
Обнял я ее за плечи,
Чтобы не было и речи
О том — другом!

Тьма сомкнулась позади,
Где лицо в окне белело,
И заныло, заболело
В моей груди.

Эта боль со мной всегда.
Слышал я: любовь тиранит,
Но любовь, что грубо ранит,
Душе чужда.

Нежно спутница моя
Улыбнулась, оживая,
Даже не подозревая,
Что сделал я!

Он в могиле с давних пор
И людской не знает злобы,
Где найду я слезы, чтобы
Смыть мой позор?

Чувство сводит нас с ума,
Как алмаз, в душе пылая,
Но бездушна ревность злая,
Как смерть сама.

Есть в Уэссексе вершины,
будто милующая рука

Их лепила для забытья, для мысли
и для смерти. Пока

Я стою к востоку, на Ингпен-Бикон,
или к западу, на Уиллз-Нек,

Я знаю, что здесь я был до рожденья
и сюда вернусь навек.

Внизу — ни братьев, ни друзей,
ни души, с которой дано

Понять, что все о тебе известно
и все тебе прощено.

Внизу они странны и далеки,
внизу мне союзника нет.

Но цепи рассудка не так гремят,
если небо — ближайший сосед.

В городах безумные тени,
как сыщики, ходят за мной,

Тени юности, спутники мои,
прошлого призрак худой.

Они меня ловят, они твердят
о том, чему я не рад:

Холодные усмешки мужчин,
женский презрительный взгляд.

Внизу я, должно быть, предал себя,
того, кем некогда был,

Кем быть перестал. Он бродит, ища,
кто бы его вразумил.

Какая сила меня вогнала
в этот облик чужой,

В бабочку, бросившую его
старинный кокон свой.

Я на равнину не спущусь,
чтобы призрака не встречать:

Он никем не видим, но сердце мое
перестает стучать.

И шпилей городских я боюсь
из-за тех, кто давно угас: