Альфонс Доде - Том 2. Рассказы по понедельникам. Этюды и зарисовки. Прекрасная нивернезка. Тартарен из Тараскона

Стало известно, что и притоки Сены, прорвав плотины, затопили деревни, а вода все прибывала и прибывала.

Набережные были запружены суетливой толпой, лошадьми и повозками, а паровые краны подымали вверх свои огромные рычаги.

Винный склад был уже очищен.

На подводах увозили ящики с сахаром.

Лоцманы покидали будки, набережные пустели, и вереница подвод медленно ползла вверх по склону холма, спасаясь от наводнения, как армия от наступающего неприятеля.

Замешкавшись из-за буйства реки и безлунных ночей, Луво не надеялись выгрузить лес вовремя.

Все принимали участие в разгрузке и работали до поздней ночи при свете газовых рожков, горевших на набережной, и ручных фонарей.

К одиннадцати часам весь лес был сложен в штабеля на набережной.

Повозка столяра Дюбака не показывалась, и все пошли спать.

То была жуткая ночь. Все время лязгали цепи, трещала обшивка судов, ударялись друг о друга борта.

«Прекрасная нивернезка», расползавшаяся по всем швам, напоминала человека под пыткой. Невозможно было сомкнуть глаза.

Папаша Луво, его жена, Виктор и Экипаж встали на рассвете, а ребятишки продолжали спать.

За ночь Сена поднялась еще выше.

Бурля и волнуясь, как море, она катила под низким небом свои зеленые воды.

На набережной никаких признаков жизни.

На реке ни одной баржи.

Только обломки крыш и заборов неслись по течению.

Вдали, за мостами, выступал из тумана силуэт Собора Парижской богоматери.

Нельзя было терять ни секунды та река уже хлынула на нижнюю набережную, волны подмыли и развалили штабеля досок.

Франсуа, мамаша Луво и Дюбак почти по колено в воде нагружали повозку.

Вдруг они вздрогнули от страшного грохота.

Шаланда, груженная мельничными жерновами, порвала цепь, треснула от носа до кормы и пошла ко дну у самой набережной.

Образовалась бешено крутящаяся воронка, водоворот.

Все стояли неподвижно, пораженные этим крушением, и вдруг сзади них раздался вопль.

От толчка «Прекрасная нивернезка» сорвалась с цепи и уже отходила от берега.

— Мои дети! — закричала мамаша Луво.

Виктор бросился в каюту.

Он появился на палубе с малюткой на руках.

Клара и Мимиль бежали за ним, и все они протягивали руки к набережной.

— Остановите!

— Лодку!

— Веревку!

— Что делать?

Переправить их вплавь было невозможно.

Экипаж, обезумев, беспомощно метался от одного борта к другому.

Надо было причалить во что бы то ни стало.

При виде растерявшегося калеки и плачущих детей новоявленный капитан Виктор почувствовал в себе прилив энергии.

— Живо! Бросай канат! — скомандовал он.

— Живей!

— Ловите!

Три раза возобновляли они попытку.

Но «Прекрасная нивернезка» была уже слишком далеко от берега, и трос падал в воду.

Тогда Виктор бросился к рулю, послышался его крик:

— Не бойтесь) Я справлюсь!

И действительно, резким движением руля ему удалось повернуть барж у, которую боком несло вниз по течению.

Луво совсем потерял голову.

Он хотел броситься в воду и вплавь добраться до своих детей, но Дюбак ухватил его поперек туловища, а мамаша Луво, чтобы ничего не видеть, в ужасе закрыла лицо руками.

Теперь «Прекрасная нивернезка» с быстротой буксирного парохода неслась по течению прямо на Аустерлицкий мост.

Спокойно налегая на руль, Виктор управлял баржей, подбадривая малышей, отдавал приказания Экипажу. Он не сомневался, что все сойдет благополучно, так как правил прямо на красный флаг, висевший над главной аркой для того, чтобы указывать путь судовщикам.

Но достаточно ли высок пролет?

Мост приближался быстро.

— Бери багор. Экипаж! Клара! Не отходи от детей!

Сам он изо всех сил налегал на руль.

Он уже чувствовал, как ветер из-под арки шевелит его волосы. Boi и мост.

Увлекаемая течением, «Прекрасная нивернезка» со страшным шумом исчезла в пролете, но все же толпа, собравшаяся на Аустерлицком мосту, успела заметить, что матрос на деревянной ноге, не сумев зацепиться багром, растянулся во весь рост на палубе, и слышно было, как мальчик у руля громко кричал:

— Багор! Багор!

«Прекрасная нивернезка» была уже под мостом.

Под аркой Виктор ясно различал в темноте огромные кольца, вделанные в устои моста, швы свода над самой головой, а вдали — арки других мостов, и в их пролетах синело небо.

Затем горизонт сразу расширился — ослепительно яркий свет, как при выходе из погреба. Крики «ура» над его головой и здание собора, будто фрегат на якоре.