Иван Панаев - Прекрасный человек

— Позвольте! — перебил его Зет-Зет, немного обидясь, — водевиль водевилю рознь. Я не спорю: есть водевили, и по большей части, пустые, вздорные, но могут быть и такие, что…

— Согласитесь в одном: ведь в водевиле осмеивают только современные нравы, по большей части нападают на бедных чиновников, и я не понимаю за что… В этом предмете нет никакой поэзии…

— Ах! я вам скажу, — воскликнул вдруг товарищ Владимира Матвеича, глядя на Зет-Зета, — у нас есть два чиновника в нашем отделении, то есть просто смех; вот бы вам описать их.

— Шампанского! — закричал угощавший, обращаясь к Зет-Зету, — за успех твоего «Теньера».

— Ах жаль, что нет здесь Кукольника, — сказал повествователь, — вот душа-то холостых сходок. С ним выпьешь всегда втрое больше. Да полноте, господа, перестанемте говорить об литературе, черт с ней! она нам и без того надоела; поговоримте лучше о чем-нибудь поумнее.

Владимир Матвеич захохотал: так ему показалось мило и остроумно последнее замечание. В другое время он не решился бы, может быть, и улыбнуться, по чувству приличия, но в эту минуту он был в таком невообразимо приятном состоянии, ему было и легко, и вольно, и тепло, и весело; никогда еще он не ощущал ничего подобного. Девица Рожкова опять предстала его разыгравшемуся воображению — и еще в каком-то идеальном свете, а шампанское при свете ламп пенилось и звездилось в его бокале… голова его немножко начинала кружиться…

— Бутылку шампанского! — закричал он.

— Вот это умная речь! — заметил повествователь. Водевилист насмешливо улыбнулся.

— Уж кутить, так кутить. Я женюсь, так и быть… — запел чиновник военного министерства хриплым голосом.

— Жукова! — закричал инженерный офицер и крякнул, выпив залпом бокал; потом, когда трубка была принесена, затянулся и выпустил изо рта страшное облако дыма.

Бутылка за бутылкой откупоривались; ростовщик задремал; Владимир Матвеич, шевеля губами, рассчитывал, на сколько выпито шампанского, и никак не мог рассчитать, потому что цифры у него перепутывались в голове…

Был час десятый.

— Не поехать ли туда, господа? — закричал угощающий, — как вы думаете?..

— Браво! — закричал повествователь, — туда!

— Туда! — повторил инженерный офицер басом и снова затянулся, прищелкнув пальцем.

— Куда это? — спросил Владимир Матвеич.

— В один знакомый нам дом, — отвечал его товарищ. — Мы и тебя, кстати, представим… Ты еще незнаком в этом доме.

— А что, там есть дамы?

— Есть, как же!

— Пожалуй, — прошептал Владимир Матвеич, — хорошо, что я во фраке, а то к дамам неловко в сюртуке, еще в первый раз… — И он начал шарить в карманах, ища свои белые перчатки, которые у него всегда были в запасе.

Когда принесли счет и когда угощавший начал расплачиваться, Владимир Матвеич закричал:

— Вот за мою бутылку! — и протянул руку с десятирублевой ассигнацией.

— Как твоя бутылка? за все заплачено.

— Ну, пожалуй! — сказал Владимир Матвеич и спокойно положил ассигнацию в карман.

— Едем, едем, господа!

И все поднялись с своих мест и начали искать шляпы.

Владимир Матвеич сел в сани с своим товарищем, который угостил их обедом. Сани помчались, но он никак не мог разобрать, по каким улицам; наконец в каком-то узеньком переулке, у ворот деревянного одноэтажного домика, кучер сдержал лошадь.

Они через калитку вошли на двор и очутились у подъезда деревянного домика.

Товарищ Владимира Матвеича позвонил, дверь отворилась, человек снял с них шубы.

Они вошли в следующую комнату. У самого порога встретила их хозяйка дома — старушка лет семидесяти пяти, сгорбленная, худощавая, морщиноватая, в чепце, из-под которого торчали седые волосы, с небольшими седыми усиками и бородкой, которая беспрестанно шевелилась от движения ее нижней губы.

— Здравствуйте, мой миленький! — сказала она, протягивая руку к товарищу Владимира Матвеича. — Ох, ох, ох!..

— Рекомендую вам моего товарища, Завьялова.

— Очень рада, миленький, очень… Ох-ох! Пожалуйте сюда…

И старушка, кряхтя и охая, повела их в следующую комнату.

Владимир Матвеич до сих пор был как во сне. И только когда товарищ его подвел к старушке, он очнулся и с удивлением посмотрел кругом себя…

Комната, в которую ввела их старушка, была такая же маленькая, как и первая. У передней стены ее стоял широкий диван, а перед диваном — овальный стол… По обеим сторонам этого дивана расставлены были кресла, и в этих креслах сидели «племянницы старушки», барышни, очень нарядно одетые. Они скромно взглянули на вошедшего незнакомца и потом, когда он учтиво раскланялся им, улыбнулись и посмотрели друг на друга.