Чарльз Диккенс - Том 13. Торговый дом „Домби и сын“. Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I — ХXX)

— Так! — сказал мистер Домби, посмотрев на него внимательно и не очень благосклонно, в то время как тот стоял, обозревая комнату (преимущественно потолок) и по-прежнему проводя рукою по губам.— Вы слышали, что я сказал только что вашей жене?

— Полли слышала,— отвечал Тудль, махнув через плечо шляпой в сторону двери с видом полного доверия к своей лучшей половине.— Все в порядке.

— Так как вы, по-видимому, все предоставляете ей,— сказал Домби, обескураженный в своем намерении еще внушительнее изложить свою точку зрения мужу как сильнейшему,— то, полагаю, не имеет смысла говорить о чем бы то ни было с вами.

— Ровно никакого,— отвечал Тудль.— Полли слышала. Уж она -то не зевает, сэр.

— В таком случае, я вас не задерживаю дольше,— сказал разочарованный мистер Домби.— Где вы работали раньше и где теперь работаете?

— Все больше под землей, сэр, покуда не женился. Потом я выбрался на поверхность. Разъезжаю по одной из этих железных дорог, с той поры как их построили.

Подобно тому, как последняя соломинка может сломать спину нагруженного верблюда, так это сообщение о шахте сокрушило слабеющий дух мистера Домби. Он указал на дверь мужу кормилицы своего сына; когда тот охотно удалился, мистер Домби повернул ключ и стал ходить по комнате, одинокий и несчастный. Несмотря на все свое накрахмаленное, непроницаемое величие и хладнокровие, он смахивал при этом слезы и часто повторял с волнением, которого ни за что на свете не согласился бы проявить на людях: «Бедный мальчик !»

Быть может, характерно для гордыни мистера Домби, что о самом себе он сожалел через ребенка. Не «бедный я!», не бедный вдовец, принужденный довериться жене невежественного простака, который всю жизнь работал «все больше под землей», но в чью дверь ни разу не постучалась Смерть и за чей стол ежедневно садилось четверо сыновей, но — «бедный мальчик!»

Эти слова были у него на устах, когда ему пришло в голову — и это свидетельствует о сильном тяготении его надежд, страхов и всех его мыслей к единому центру,— что великое искушение встает на пути этой женщины. Ее новорожденный тоже мальчик. Не может ли она подменить ребенка?

Хотя он вскоре облегченно отогнал это предположение как романтическое и неправдоподобное,— но все же возможное, чего нельзя было отрицать,— он невольно развил его, представив мысленно, каково будет его положение, если он, состарившись, обнаружит такой обман. В состоянии ли будет человек при таких условиях отнять у самозванца то, что создано многолетней привычкой, уверенностью и доверием, и отдать все чужому?

Когда несвойственное ему волнение улеглось, эти опасения постепенно рассеялись, хотя тень их осталась, и он принял решение наблюдать внимательно за Ричардс, скрывая это от окружающих. Находясь теперь в более спокойном расположении духа, он пришел к выводу, что общественное положение этой женщины является скорее благоприятным обстоятельством, ибо оно уже само по себе отдаляет ее от ребенка и сделает их разлуку легкой и естественной.

Тем временем между миссис Чик и Ричардс было заключено и скреплено соглашение с помощью мисс Токс, а Ричардс, которой с большими церемониями вручили, словно некий орден, младенца Домби, передала своего собственного ребенка со слезами и поцелуями Джемайме. Затем было подано вино, чтобы поднять дух семейства.

— Не хотите ли выпить стаканчик, сэр? — предложила мисс Токс, когда явился Тудль.

— Благодарю вас, сударыня,— сказал Тудль,— уж коли вы угощаете…

— И вы с радостью оставляете свою славную жену в таком прекрасном доме, не так ли, сэр? — продолжала мисс Токс, украдкой кивая ему и подмигивая.

— Нет, сударыня,— сказал Тудль.— Пью за то, чтобы она опять была дома.

При этом Полли еще сильнее заплакала. Посему миссис Чик, которая, как и подобает матроне, обеспокоилась, как бы чрезмерная скорбь не причинила ущерба маленькому Домби («молоко пропадет, пожалуй»,— шепнула она мисс Токс), поспешила на выручку.

— Ваш малютка, Ричардс, будет превосходно себя чувствовать с вашей сестрой Джемаймой,— сказала миссис Чик,— а вам нужно только сделать усилие,— в этом мире, знаете ли, все требует усилий, Ричардс,— чтобы быть совершенно счастливой. С вас уже сняли мерку для траурного платья, не так ли, Ричардс?

— Да-a, сударыня,— всхлипывала Полли.

— И оно будет прекрасно сидеть на вас, я уверена,— сказала миссис Чик,— потому что эта же молодая особа сшила мне много платьев. И из лучшей материи!