Бус Таркинтон - Суета и смятение

Что думал архитектор о «Golfo di Napoli» [3] Неаполитанский залив ( ит .) , висящей в огромной золотой раме в стиле рококо на серой стене холла, остается загадкой — вероятно, картину он не видел.

— Эдит, ты же говорила, что в ней чуть больше трех метров? — выдохнул Биббз, уставившись на пейзаж, в то время как одетый в белый фрак близнец проводника из спального вагона помогал ему снять пальто.

— Так это без рамы, — объяснила сестра. — Она великолепна, правда? Очень оживляет холл, без нее он мрачноват.

— Да, никакого мрака! — ответил Биббз.

— И статуя в углу прелестна, — продолжила она. — Это мы с мамой покупали. — Биббз повернулся в указанном направлении и, среди зарослей стоящих в кадках пальм, узрел чернобородого мавра «в натуральную величину», ослепительного в своем красочном великолепии. Но шоколадной голове он носил золотой тюрбан, в руке держал копье с золотым наконечником, одежда его сияла красным, и желтым, и черным, и серебристым.

— Аллилуйя! — только и смог выдавить из себя вернувшийся странник, и Эдит, сказав, что пойдет «искать маму», оставила его дивиться на мавра. Она ушла, и он повернулся к цветному слуге, застывшему с чемоданом в ожидании распоряжений.

— А ВЫ что думаете о нем? — мрачно спросил Биббз.

— Шик! — ответил челядинец. — Токмо пыль стирать тяжко. Забиватся в кажную мрщинку. Да, ср, так зпросто не пртрёшь.

— Думаю, так оно и есть, — произнес Биббз, невольно остановив взгляд на черной бородище. — У вас тут можно где-нибудь прилечь?

— Да, ср. Вам и комнату ужо пдготовили, ср. По лесенке прямо, ср. Славная комнатёнка.

Он пошел вперед, Биббз медленно последовал за ним, время от времени останавливаясь отдышаться. Он заметил, что слуг после «исхода» из старого дома стало гораздо больше. Горничные и поломойки трудились не покладая рук под очевидно фиктивным присмотром еще одного «проводника», откровенно наслаждающегося обязанностью выглядеть утомленно-деловитым.

— Всё длжно блестеть пред сёдняшним приемом, — со смешком пояснил приставленный к Биббзу поводырь. — Да, ср, сёдня у нас бльшой прием! Бльшущий!

Комната, куда он привел своего медлительного подопечного, с точностью повторяла номер любого нового отеля, но Биббзу она пришлась по душе, хотя после путешествия он был бы рад любому помещению с хорошей кроватью. Он тут же растянулся на покрывале, бросив «Не сейчас» в ответ на предложение сопровождающего распаковать его багаж, и утомленно закрыл глаза.

Белый фрак, с присущим его расе пониманием, опустил шторы, на цыпочках проследовал к выходу и в коридоре столкнулся со вторым белым фраком — изможденным надсмотрщиком.

— Какой-то он хилый, мистр Джексон, — сказал первый. — Свалился и глазки зкрыл. Круги вкруг глаз чернющие. Богатеи такие же, как все. Спроси меня, поменяюсь я местами с этим парнем, отвечу: «Нет, ср! Никаких денег не нать, пущай останусь в своей черной шкуре!»

Мистер Джексон поддержал его выбор.

— Угу, и мне он показался не жильцом, — подтвердил он. Две пожилые женщины, стоящие на четвереньках на соседней лестничной площадке, были столь же пессимистичны.

— Ох! — шепотом запричитала одна. — Повернулась я к нему, когда он проходил: белый, аж восковой, и костлявый, как дохлая рыба! Вот скажи мне, миссис Кронин, тебе тоже на него смотреть больно было?

— Больно? Да всё равно что на ангела небесного глядеть!

— Ладно, — ответила первая, — я б тоже домой помирать поехала, раз уж… — Она замолчала, услышав, как в коридоре над ними зашуршали юбки.

Это миссис Шеридан спешила поздороваться с сыном.

Она была одной из тех полных, розовых дам, что блекнут и усыхают с возрастом, подобно сухофруктам; ее внешность как нельзя лучше соответствовала ее внутреннему миру. Муж и дочь давно поглотили ее. Все умственные силы, коими ее одарила природа, ушли на служение этим двоим и угадывание их мыслей и, если никого из них не оказывалось рядом, она тотчас становилась рассеянной. Эдит, как положено дочерям, почти всегда находилась при матери, да и Шеридан намеренно держал жену так близко к себе, что она давным-давно перестала видеть свое существование отдельно от него. Она чутко следила за его настроением и пыталась ему угодить, даже если ее натура противилась этому; она всегда была на его стороне, что бы он ни ощущал и ни делал, зачастую не понимая его мотивов и наблюдая за происходящим, как простой зритель. За всю жизнь они поссорились лишь однажды. Случилось это тридцать лет назад, в самом начале карьеры Шеридана, когда он, желая произвести благоприятное впечатление на каких-то толстосумов, решил непременно сопровождать их на представлении «Черного крюка» [4] «Черный крюк» («The Black Crook») — первый мюзикл (водевиль), поставленный на Бродвее в 1866 году. . Но она лет десять как не вспоминала об этом.