Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

Я не стану повторять здесь, сколь многим я обязан Агнес, следуя в жизни этому правилу. И с благодарностью и любовью к ней я продолжаю свое повествование.

Недели на две она приехала погостить к доктору Стронгу. Мистер Уикфилд был старым его другом, и доктор, желая ему добра, хотел с ним повидаться и поговорить. Когда Агнес последний раз была в Лондоне, она беседовала с доктором, и результатом их беседы был этот приезд мистера Уикфилда с дочерью. Я не очень удивился, узнав от нее, что ей поручено найти где-нибудь по соседству помещение для миссис Хип, которая, по ее словам, нуждалась из-за своего ревматизма в перемене климата и была бы рада сделать это, не лишаясь общества Агнес. Но был я также удивлен, когда на следующий день Урия, как заботливый сын, привез свою достойную мать, чтобы водворить ее на новом месте.

— Видите ли, мистер Копперфилд,— сказал он, присоединяясь, помимо моего желания, ко мне, когда я прогуливался по саду доктора,— если человек любит, он, знаете ли, немножко ревнив... во всяком случае, он хочет не спускать глаз с предмета своей любви...

— К кому же вы теперь ревнуете? — спросил я.

— В настоящее время благодаря вам, мистер Копперфилд, ни к одному определенному лицу... во всяком случае, ни к одному лицу мужского пола,— ответил он.

— Вы хотите сказать, что ревнуете к лицу женского пола?

Он искоса взглянул на меня злыми красными глазами и усмехнулся.

— Право же, мистер Копперфилд... вы так искусны, что вытягиваете из меня все, как пробочником! Ну, что ж! Не буду от вас скрывать,— тут он положил свою руку, влажную и скользкую, как рыба, на мою,— я, в общем, не дамский угодник, сэр, и никогда не угождал миссис Стронг.

Хитро и гнусно он посмотрел на меня, и теперь глаза его казались зелеными.

— Что вы хотите сказать? — спросил я.

— Хоть я и юрист, мистер Копперфилд, но я хочу сказать только то, что сказал,— ответил он, язвительно ухмыляясь.

— А что означает этот ваш взгляд? — спокойно спросил я.

— Мой взгляд? Боже мой, Копперфилд, как вы проницательны! Что означает мой взгляд?

— Вот именно, ваш взгляд.

Казалось, это его очень позабавило, и он искренне рассмеялся — насколько вообще он мог искренне смеяться. Поскребши рукой подбородок, он продолжал, опустив глаза,— очень медленно и не отнимая руки от подбородка:

— Когда я еще был смиренным, ничтожным клерком, она всегда смотрела на меня сверху вниз. Она всегда хотела привлечь в свой дом мою Агнес, а к вам, мистер Копперфилд, всегда была дружески расположена. Меня же она не замечала, я был слишком ничтожен для нее...

— Предположим, что это так. Дальше? — сказал я.

— И для него также,— раздельно продолжал Урия, о чем-то размышляя и все еще поскребывая подбородок.

— Неужели вы не знаете доктора и полагаете, что он помнит о вашем существовании, если вас нет перед его глазами? — спросил я.

Снова он посмотрел на меня искоса, втянул щеки, чтобы удобней было скрести подбородок, и ответил.

— О! Я говорю не о докторе. О нет! Не об этом бедняге. Я имею в виду мистера Мелдона.

Сердце у меня замерло. Все прежние мои сомнения и подозрения, думы о мирной, счастливой жизни доктора, размышления о невинности и предосудительном поведении, клубок которых я не мог распутать, нахлынули на меня по милости этого кривляющегося субъекта.

— Когда он появлялся у нас в конторе, он всегда приказывал мне выйти,— сказал Урия. — Вот он каков, этот безупречный джентльмен! А я был очень покорным и смиренным. Таков я и теперь. Но мне это было не по вкусу и теперь не по вкусу!

Он перестал скрести подбородок, не переставая искоса глядеть на меня, и втянул щеки так, что казалось, они должны были соприкоснуться во рту.

— Она женщина красивая, что и говорить,— продолжал он, пока его лицо медленно обретало свой нормальный вид,— и уж кому-кому, а мне известно, что она не очень расположена к такому, как я. Вот она и может внушить моей Агнес метить повыше. Пусть я не дамский угодник, мистер Копперфилд, но у меня есть глаза, и я уже давно кое-что подметил. Вообще, у нас, людей маленьких и смиренных, есть глаза, и мы умеем ими пользоваться.

Я попытался сделать вид, будто ничего не понимаю и ничто меня не тревожит, но по его лицу я понял, что это мне не удалось.

— Я, знаете ли, Копперфилд, не хочу быть битым,— продолжал он, злобно торжествуя и сморщив кожу на лбу там, где у него полагалось быть рыжим бровям,— и я сделаю все, что в моих силах, чтобы положить конец этой дружбе. Я ее не одобряю. Не скрою от вас, по своей натуре я человек непокладистый и хочу устранить всех, кто лезет не в свое дело. Если мне известно, что против меня строят козни, я не стану рисковать и постараюсь их разрушить.