Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

— Читайте, сэр,— тихим, дрожащим голосом сказал он.— Медленно, прошу вас. Не знаю, смогу ли я понять...

Среди мертвой тишины я стал читать закапанное слезами письмо:

— «Когда ты, любящий меня гораздо больше, чем я того заслуживала даже в то время, когда мое сердце было невинно, получишь это письмо, я буду очень далеко».

— Я буду очень далеко,— медленно повторил он.— Постойте! Эмли очень далеко. Читайте!

— «Когда я покину завтра утром мой любимый дом... любимый дом... о да, мой любимый дом...»

Письмо было написано, судя по пометке, вчера вечером.

— «...я его покину, чтобы никогда не возвращаться, если он не привезет меня сюда настоящей леди. Ты найдешь это письмо спустя много часов завтра вечером. О, если бы ты знал, как разрывается у меня сердце! Если бы ты, которому я причинила такое зло, что никогда не простить тебе меня, если бы ты только мог знать, как я страдаю! Но я слишком большая грешница, чтобы писать о себе. Пусть утешит тебя мысль, что я такая плохая. Ради господа бога скажи дяде, что никогда еще я так горячо не любила его, как теперь. Ох, не вспоминай о том, как вы все были ласковы и добры ко мне... не вспоминай о том, что мы с тобой должны были пожениться, но постарайся думать обо мне так, как будто я умерла, когда была маленькой, и меня где-то похоронили. Молю небеса, которых я недостойна, сжалиться над моим дядей! Скажи ему, что я никогда еще не любила его так горячо. Будь ему утешением. Полюби какую-нибудь честную девушку, которая будет верна тебе и достойна тебя, а для дяди станет тем, чем была когда-то я. И пусть в вашей жизни не будет иного позора, чем тот, который принесла вам я! Да благословит бог всех вас! Я часто буду на коленях молить бога за вас. Если он не привезет меня назад настоящей леди и я не смогу больше молиться за себя, я буду молиться за вас. Мой прощальный нежный привет дяде. Мои последние слезы и последняя моя благодарность дяде!»

Это было все.

Я давно уже перестал читать, а мистер Пегготи все стоял и смотрел на меня. Наконец я решился взять его за руку и, как мог, стал умолять, чтобы он попытался овладеть собой. Он ответил: «Благодарю вас, сэр, благодарю вас»,— и не пошевельнулся.

Хэм заговорил с ним. Мистер Пегготи почувствовал его скорбь и стиснул ему руку, но продолжал стоять все в той же позе, и никто не смел его потревожить.

Наконец он медленно, словно оторвавшись от какого-то видения, отвел глаза от моего лица и обвел взглядом комнату. Потом тихим голосом сказал:

— Кто этот человек? Я хочу знать его имя.

Хэм взглянул на меня, и я пошатнулся словно от удара.

— Ты кого-то подозреваешь? — спросил мистер Пегготи.— Кто он?

— Мистер Дэви! — взмолился Хэм.— Выйдите на минутку, а я скажу ему то, что должен сказать. Не годится вам это слушать, сэр.

Снова я пошатнулся. Опустившись на стул, я попытался что-то ответить, но язык у меня онемел, а в глазах помутилось.

— Я хочу знать его имя! — снова услышал я.

— Последнее время...— заикаясь, начал Хэм,— сюда наезжал... один человек, слуга. И еще бывал здесь один джентльмен. Они были заодно.

Мистер Пегготи по-прежнему стоял неподвижно, но теперь он смотрел на Хэма.

— Слугу видели вчера вечером... с нашей бедной девочкой,— продолжал Хэм.— Всю эту неделю или побольше того он где-то здесь прятался. Думали, он уехал, а он прятался. Не оставайтесь здесь, мистер Дэви, не оставайтесь!

Я почувствовал, как рука Пегготи обвилась вокруг моей шеи, но я не смог бы двинуться с места, даже если бы потолок грозил обрушиться мне на голову.

— Сегодня утром, когда еще не совсем рассвело, за городом на Норвичской дороге видели чью-то карету и лошадей,— продолжал Хэм.— К ней направился слуга, потом ушел, потом появился снова. Когда он появился снова, с ним была Эмли. Тот, другой, сидел в карете. Это тот самый человек.

— Ради бога! — пробормотал мистер Пегготи, отшатнувшись и вытянув руку, словно хотел отстранить от себя что-то, чего он страшился.— Не говорите мне, что его имя — Стирфорт!

— Мистер Дэви! —дрожащим голосом воскликнул Хэм.— Вашей вины тут нет... у меня и в мыслях не было вас винить... но его имя — Стирфорт, и он — последний негодяй!

Мистер Пегготи не вскрикнул, не пролил ни одной слезы, не сделал ни единого движения; но потом вдруг как будто опять проснулся и ухватился за свою грубую куртку, висевшую на гвозде в углу.

— Помогите снять! Мне что-то худо, не могу управиться сам,— нетерпеливо сказал он.— Да помогите же мне! Вот так,— добавил он, когда кто-то пришел на помощь.— А теперь дайте вон ту шляпу!