Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

Наконец, после мучительных уговоров и просьб, я заставил Дору повернуть ко мне испуганное личико и постепенно успокоил ее, так что теперь это личико выражало только одну любовь, а прелестная нежная щечка прижалась к моей щеке. Тогда, не разжимая объятий, я сказал ей о том, как горячо-горячо люблю ее; и о том, что считаю правильным освободить ее от данного слова, ибо теперь я беден; сказал, что никогда мне этого не перенести и не оправиться, если я потеряю ее; и о том, что бедность меня не страшит, если не страшна она Доре, которая для меня — источник силы и вдохновения; я сказал, что уже принялся за работу с такой энергией, какую знают одни влюбленные, и учусь быть практичным и думать о будущем; сказал, что корка хлеба, заработанная своими руками, слаще любых яств, полученных по наследству. И много еще говорил я на эту тему со страстным красноречием, удивившим даже меня самого, хотя я думал о своем разговоре с Дорой день и ночь с тех пор, как выслушал поразительное бабушкино сообщение.

— Ваше сердце все еще принадлежит мне, милая Дора? — спросил я в упоении, ибо уже знал ее ответ, судя по тому, как доверчиво она прильнула ко мне.

— О да! — воскликнула Дора.— Да, оно — ваше. О, не будьте таким страшным.

Я кажусь страшным! Доре!

— Не говорите о том, что вы обеднели и должны трудиться изо всех сил! — сказала Дора, прижимаясь ко мне еще теснее.— Ох, не надо, не надо!

— Ненаглядная моя, корка хлеба, заработанная своими руками...

— Да, да! Но я больше ничего не хочу слушать о корках,— перебила Дора.— И Джип должен каждый день получать в двенадцать часов баранью котлетку, иначе он умрет!

Я был очарован детской прелестью ее манер. И ласково ей объяснил, что Джип по-прежнему будет получать регулярно свою баранью котлетку. И нарисовал картину нашего скромного семейного очага, где мы не зависим ни от кого благодаря моим трудам,— описал маленький домик, виденный мною в Хайгете, и комнату, отведенную для бабушки в верхнем этаже.

— Теперь я не такой страшный, Дора? — нежно спросил я.

— Нет, нет! — воскликнула Дора.— Но я надеюсь, что ваша бабушка будет подолгу сидеть у себя в комнате? И, надеюсь, она не сварливая старуха?

Если я мог еще крепче полюбить Дору, то полюбил именно тогда. Но я понял, что она немного непрактична. Мое новорожденное рвение остыло, когда я убедился, как трудно поделиться с ней этим рвением. Я сделал еще одну попытку. Когда она совсем пришла в себя и принялась закручивать уши Джипу, лежавшему у нее на коленях, я сказал очень серьезно:

— Любовь моя! Можно сказать вам еще одну вещь?

— О, пожалуйста, не будьте практичным! — умоляющим тоном воскликнула Дора.— Потому что мне становится так страшно!

— Сердце мое! Вам вовсе нечего бояться. Я хочу, чтобы вы посмотрели на это совсем с другой точки зрения. Я хочу, чтобы это вдохнуло в вас мужество и воодушевило вас, Дора!

— Да, но это так страшно! — вскричала Дора.

— Нет, любовь моя! Настойчивость и сила характера помогут нам переносить куда более тяжелые вещи.

— Но у меня нет никакой силы,— возразила Дора, встряхнув локонами.— Правда, Джип? О, поцелуйте Джипа и будьте милым!

Немыслимо было устоять и не поцеловать Джипа, когда она поднесла его ко мне для этой цели и, руководя операцией, сама сложила свои свежие розовые губки, словно для поцелуя, причем настаивала, чтобы я поцеловал его в самый кончик носа. Я исполнил то, о чем она просила,— вознаградив себя потом за послушание,— а она своими чарами надолго заставила меня забыть о моей серьезности.

— Но, Дора, любимая моя! — сказал я, наконец, вновь обретя это качество.— Я хотел кое о чем поговорить с вами.

Судья в Суде Прерогативы — и тот влюбился бы в нее, если бы увидел, как она сложила ручки и воздела их, умоляя меня не путать ее больше.

— Право же, я не собираюсь вас пугать, моя дорогая,— успокоительно сказал я.— Но, Дора, любовь моя, если бы вы иногда подумали... не падая духом, о, отнюдь нет!.. Но если бы вы иногда подумали... только для того, чтобы приободриться... подумали о том, что помолвлены с человеком бедным...

— Не надо, не надо! Пожалуйста, не надо! — вскричала Дора.— Это так страшно!

— Душа моя, совсем не страшно! — бодро возразил я.— Если бы вы иной раз подумали об этом и начали присматриваться, как ведут домашнее хозяйство у вашего папы и постарались постепенно привыкнуть... ну, хотя бы записывать расходы...

Бедная маленькая Дора не то всхлипнула, не то застонала.

— ...как бы это пригодилось нам впоследствии! — продолжал я.— И если бы вы обещали мне понемножку читать поваренную книгу, которую я вам пришлю, это было бы чудесно для нас обоих. Ибо сейчас, моя Дора,— тут я еще больше воодушевился,— наш жизненный путь тернист и усыпан камнями, и от нас зависит выровнять его. Мы должны пробить себе дорогу! Мы должны быть мужественными! Впереди препятствия, но мы должны их преодолеть!