Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

Когда я приблизился к дому доктора (это был очаровательный старинный коттедж, на который доктор, по-видимому, затратил немало денег, если судить по только что отремонтированному фасаду), я увидел его прогуливающимся по саду в таких же точно гетрах и в таком же костюме, что и в старину, словно он не переставал прогуливаться с той поры, когда я был учеником. И вокруг него были все те же приятели и собеседники, ибо по соседству росло немало высоких деревьев, а с газона наблюдали за ним несколько грачей, словно они получили письмо от грачей из Кентербери, почему и следили за доктором так пристально.

Зная, сколь безнадежна попытка привлечь к себе издали его внимание, я решился открыть калитку и пойти вслед за ним, чтобы он встретился со мной, когда повернет назад. Повернув и приблизившись ко мне, он задумчиво смотрел на меня в течение некоторого времени, очевидно вовсе обо мне не думая. Внезапно его добродушное лицо выразило чрезвычайную радость, и он схватил меня за обе руки.

— Да вы совсем мужчина, дорогой Копперфилд! — воскликнул он.— Как поживаете? Как я рад вас видеть! Вы очень повзрослели, мой дорогой Копперфилд! Вы... вы совсем... о! Боже мой!

Я выразил надежду, что он и миссис Стронг вполне здоровы.

— О да! — ответил доктор.— Анни здорова и будет очень рада вас видеть! Вы всегда были ее любимцем. Она это сказала вчера вечером, когда я показал ей ваше письмо. И... да... вы помните, Копперфилд, мистера Джека Мелдона?

— Прекрасно помню, сэр.

— Ну, конечно, конечно... И он тоже вполне здоров.

— Он вернулся домой, сэр? — спросил я.

— Из Индии? Да. Мистер Джек Мелдон не вынес тамошнего климата. Миссис Марклхем... Вы не забыли миссис Марклхем?

Забыть Старого Вояку! И в такой короткий срок!

— Миссис Марклхем, бедняжка, очень беспокоилась о нем,— продолжал доктор,— и мы вернули его домой. И купили патент на местечко, которое больше ему подходит...

Я хорошо знал мистера Джека Мелдона, чтобы из слов доктора не вывести заключения, что это местечко позволяет означенному джентльмену почти ничего не делать и получать неплохое жалованье. Доктор, идя рядом со мной, держал руку у меня на плече и, подбадривая меня взглядом, продолжал:

— Обратимся теперь к вашему предложению, дорогой Копперфилд. Оно мне очень подходит и доставило искреннее удовольствие. Но не кажется ли вам, что вы могли бы устроиться лучше? В школе, знаете ли, вы выделялись своими успехами. У вас есть способности, которые сулят много хорошего. Вы заложили фундамент, и на нем можно возвести любое здание. И разве не жаль посвятить весну своей жизни той скромной работе, которую я могу вам предложить?

Прежний пыл вернулся ко мне, и я с воодушевлением стал настаивать на своем предложении,— боюсь, несколько бессвязно,— напомнив доктору, что у меня уже есть профессия.

— Это верно,— согласился доктор.— У вас есть профессия, вы совершенствуетесь в ней, и это меняет дело. Но что значит, мой юный друг, семьдесят фунтов в год?

— Эта сумма удваивает наши теперешние средства к жизни, доктор Стронг,— сказал я.

— Боже ты мой! Подумать только! Но надо сказать, что я не предполагал ограничиться только семьюдесятью фунтами, потому что намерен был кое-что дарить юному другу, который поступит ко мне. Во всяком случае, я имел в виду ежегодные наградные,— сказал доктор, продолжая идти рядом со мной и не снимая руки с моего плеча.

— Я так обязан вам, дорогой учитель,— воскликнул я (на этот раз без лишних, пустых фраз),— что, право, не знаю, смогу ли я вас когда-нибудь отблагодарить...

— Не надо, перестаньте! — перебил доктор.

— Если вы не возражаете против того, чтобы я занимался у вас утром и вечером, и считаете возможным платить за это семьдесят фунтов в год, вы окажете мне величайшую услугу, и у меня нет слов...

— Боже ты мой! Подумать только, что таким пустякам придают такое значение! — простодушно воскликнул доктор.— Но вы не отказывайтесь, если вам предложат что-нибудь получше. Даете слово? — спросил доктор, а этот вопрос всегда торжественно взывал к чести каждого из его учеников.

— Даю слово, сэр,— ответил я, как мы отвечали в школьные времена.

— Значит, дело решено,— объявил доктор, похлопав меня по плечу, на которое он все еще опирался, покуда мы прогуливались.

— И я буду особенно доволен, сэр,— тут я польстил ему, правда невинно,— если вы поручите мне помогать вам в работе над словарем.

Доктор остановился, улыбнулся, снова похлопал меня по плечу и воскликнул с таким торжеством, поистине восхитительным, словно я обнаружил глубочайшую проницательность, доступную не всем смертным: