— Значит, уже поняли это? Ну, хорошее начало. Слова эти произнес «Пурпуровый Император», который стоял, ожидая чистки, чтобы назавтра отправиться в путь.
— Позвольте мне познакомить вас, джентльмены, — сказал «Пони». — Это наш «Пурпуровый Император», малютка, которым вы восхищались и, могу сказать, которому завидовали сегодня ночью. Это новый брат, уважаемый сэр, перед которым еще много миль пути, но, как товарищ, я отвечаю за него.
— Счастлив встретиться с вами, — сказал «Пурпуровый Император», окидывая взором полное локомотивов депо. — Полагаю, что здесь нас достаточно для того, чтобы составить митинг. Гм! Властью, которою я облечен, как Глава Дороги, объявляю № 007 пользующимся всеми правами и признанным Братом Соединенного Братства Локомотивов и, как такового, могущим пользоваться всеми привилегиями мастерской, стрелок, полотна, водохранилища и депо, насколько простирается моя юрисдикция, как имеющего степень главного бегуна; до меня дошли хорошо известные и лестные отзывы о том, что этот брат наш покрыл сорок одну милю в тридцать девять с половиною минут, спеша на подвиг милосердия, на помощь несчастным. Когда придет время, я сам сообщу вам нашу песню и наш сигнал, сигнал, по которому вас можно будет различить в самую темную ночь. Займите свое место среди локомотивов, новый брат!
В настоящее время, в самую темную ночь, как и говорил «Пурпуровый Император», если стоять на мосту на багажном дворе в 2 ч 30 м пополуночи, и смотреть на расходящиеся в четыре стороны пути в то время, как «Белый Мотылек», взяв излишек от «Пурпурового Императора», летит к югу со своими семью вагонами цвета «крэм», можно расслышать вдали звуки, похожие на низкие ноты виолончели:
Стучи, скрипи, визжи — Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах,
Ein, zwei, drei, Mutter — Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах.
Все выше катится,
И весь народ сумятится.
Стучит, скрипит, визжит — Иа-ах, Иа-ах, Иа-ах.
Это № 007 покрывает свои сто пятьдесят шесть миль в двести двадцать одну минуту, выстукивая свою песню-сигнал, сообщенный ему «Пурпуровым Императором».
Старший офицер с «Бреслау» пригласил меня пообедать на корабль, прежде чем он пойдет в Соутгэмптон за пассажирами. «Бреслау» стоял за Лондонским мостом. Решетки передних люков были открыты для приема груза, и вся палуба была завалена якорями, болтами, винтами и цепями. Блек Мак-Фи был занят последним осмотром своих излюбленных машин, а Мак-Фи известен как самый аккуратный из корабельных механиков. Если случайно он заметил тараканью ножку на одном из своих золотников в паровике, весь корабль узнает об этом, и половина команды отряжается для чистки.
После обеда, который проходил в маленьком уголке пустого салона и на котором присутствовали старший офицер, Мак-Фи и я, Мак-Фи снова спустился в машинное отделение, чтобы присутствовать при чистке медных частей машины. Мы же со старшим офицером поднялись на мостик и курили, наблюдая погрузку, пока я не решил, что мне пора домой. В промежутках между разговором мне казалось, что я слышу из машинного отделения какие-то дикие завывания, к которым присоединялся голос Мак-Фи, певшего о доме и домашних радостях.
— У Мак-Фи сегодня гость — корабельный мастер из Гринока, у которого он был в ученье, — сказал мне старший офицер. — Но я не решился пригласить его пообедать с нами, потому что он…
— Да, я вижу, или, вернее сказать, я слышу, — отвечал я. Мы поговорили еще минут пять, но тут Мак-Фи поднялся к нам под руку со своим другом.
— Позвольте мне познакомить вас с этим джентльменом, — сказал он. — Он большой поклонник ваших произведений, — я только что говорил ему о них и о вас.
Мак-Фи никогда не умел сказать ни одного приличного комплимента. Друг же его внезапно уселся на валявшийся на палубе якорь, подтверждая, что Мак-Фи говорит истинную правду. Лично он был убежден, что весы славы Шекспира сильно покачнулись единственно благодаря мне, и когда старший офицер собрался было возражать ему, он заявил ему, что рано или поздно поколотит старшего офицера, «как по накладной». Если бы вы только знали, — сказал он, покачивая головой, — как я рыдал на своей одинокой лавке за чтением «Ярмарки тщеславия», как я горько всхлипывал над нею, в полном очаровании!..»
Он пролил несколько слезинок в доказательство правдивости своих слов, а старший офицер засмеялся. Мак-Фи поправил своему другу шляпу, надвинутую несколько набок на самую бровь.
— Это сейчас испарится, — сказал Мак-Фи. — Это просто запах в машинном отделении так действует на него.
Читать дальше